Так, церебральному типу свойственна больша тормозимость коры головного мозга при устойчивости подкорковых центров, а у астенического типа наблюдается быстрая истощаемость не только коры, но и подкорковых центров (А.А.Малиновский, Я.Я.Рогинский). Определенные морфологические типы отнюдь не могут быть интерпретированы как «высшие» или «низшие» по сравнению друг с другом. Высокой социальной ценностью могут обладать очень различные типы нервной деятельности, в том числе и «слабый» (Я.Я.Рогинский). Необходимо также учитывать, что найденные зависимости, хотя они достаточно обоснованны, верны лишь статистически и потому не могут «обеспечить  надежных прогнозов, поведения отдельных людей…Отсутствие детерминизма в намеченных…связях между строением тела и характером открывает перед каждым пути к вечно новым и непредвиденным проявлениям своих наследственных задатков…Знание типических природных свойств и умение в них проникнуть облегчают поиски таких путей» (Рогинский, 1972)

User Rating: 5 / 5

Гендерные особенности восприятия рекламы

Содержание

ВВЕДЕНИЕ…………………………………………………………………………3

Глава 1.Характеристика восприятия как психического процесса

1.1.Свойства и функции восприятия…….……………………………………….6

1.2.Виды восприятия…………………………………………………………...…11

1.3. Социальный консенсус как одна из основ социального познания……….18

1.4.Особенности восприятие рекламного текста……………………………….22

1.5.Гендерные особенности восприятия рекламы………………………………30

Глава 2. Эмпирическое исследование восприятия рекламы

2.1.Организация  исследования……………………………………………………34

2.2.Результаты исследования и их анализ…………………………………..36

Заключение……………………………………………………………………39

Библиографический список…………………………………...40

ПРИЛОЖЕНИЯ…………..

Введение

Рекламу по праву считают одним из мощнейших средств воздействия на массовое сознание. С момента возникновения в ней отрабатывались способы воздействия на поведение индивида и групп людей. За свою длительную историю реклама качественно эволюционировала. При этом реклама постоянно выходит за рамки коммерческих интересов и навязывает потребителям систему определенных стандартов, точку отсчета жизненных ценностей, мировоззренческих идей и представлений.

В настоящее время на страницах психологической литературы большое внимание уделяется проблеме восприятия рекламы потребителем. Одним из аспектов данной проблемы является изучение гендерных особенностей. Детально данная проблема в русле рекламы стала разрабатываться лишь в последние десятилетия. Сама реклама как социальное явление существует давно, но изучать ее начали относительно недавно в конце XIX. В связи с этим реклама считается новой отраслью, а изучение в ней гендерных особенностей начало рассматриваться еще позже. В связи с этим, она остается практически неизученной.

Актуальность. Основной целью рекламы является привлечение покупателей. А проблема привлечения покупателей была актуальна всегда. Рекламисты придумывают все более изощренные методы воздействия на потенциальных клиентов, используя при этом даже скрытое управление. В настоящее же время в их поле деятельности попал гендерный аспект личности. Гендер явление социальное и объясняет культурную, общественную причину межполовых различий. Средства массовой информации играют большую роль при репрезентации гендерных стереотипов, которые отражаются в текстах рекламных сообщений. Так как стереотипы - один из способов упрощения процесса мышления, то их влияние на жизнь общества весьма сильно. Воздействие рекламы возрастает по средствам скрытого управления при помощи гендерных стереотипов, и, следовательно, увеличивается покупательская активность рекламируемого товара. А значит, для создания рекламного сообщения необходимо учитывать гендерные особенности потенциальных потребителей. Именно поэтому изучение гендерных особенностей восприятия рекламы является таким актуальный на сегодняшний день. [16, 14]

Целью исследования: изучить гендерные особенности восприятия рекламы студенческой молодежью.

Объект исследования – особенности  восприятия

Предмет исследования – гендерные особенности восприятия рекламы

Задачи исследования:

1.     Проанализировать научную психологическую литературу по тематике восприятия рекламы, чтобы выявить основные свойства восприятия как психического процесса.

2.     Раскрыть основные особенности восприятия рекламы для выявления психологических механизмов восприятия рекламы

3.     Изучить особенности восприятия рекламы у мужчин и женщин, позволяющие определить особенности восприятия и эмоционального отношения мужчин и женщин к рекламе.

Гипотеза исследования, состоит в том, что существуют гендерные различия особенностей восприятия рекламы студенческой молодежью. Для проведения исследования использовался метод семантического  дифференциала.

При проведении исследования мы изучили проблему в теоретическом плане и пришли к выводу, что в настоящий момент существует множество исследований в области рекламы, в том числе и с гендерного аспекта. Но на практике данные исследований применяются только на Западе. В России же пока еще не в полной мере осознали необходимость ориентироваться на гендер целевой аудитории. Кроме того, были рассмотрены исследования направленные на выявление именно особенностей восприятия, где для женщин характерно выделение красочного оформления рекламного сообщения, а для мужчин важно само сообщение, которое должно быть не перегружено информацией, а должно быть кратким и лаконичным.[19]

На основе теоретических и практических данных исследования вышло, что на восприятие рекламы значительную роль играют гендерные особенности целевой аудитории, на основе которых и строятся рекламные сообщения. При этом, чем лучше в ней продуман аспект гендерных особенностей, тем она эффективнее. А, следовательно, основная задача рекламы выполнена, которая направлена на то, чтобы рекламное сообщение было качественным и ярко выделялось на фоне других и для этого необходимо учитывать и гендер аудитории, на которую направлено рекламное сообщение.

Новизна работы проявляется в том, что были выделены субъективные конструкты восприятия рекламы студенческой молодежью и их гендерные особенности. И зная субъективные конструкты потенциального потребителя можно грамотно составить рекламное сообщение, которое принесет большую обратную связь, чем когда составитель не ориентируется при создании рекламы на данную особенность восприятия и гендера покупателя. Студенческая молодежь является целевой аудиторией многих товаров, следовательно, эта работа может практически указать на приемы создания рекламных сообщений для сбыта товара путем исследования гендерных особенностей восприятия рекламы молодежью. Кроме того, результаты можно использовать при объяснении поведения человека при покупке того или иного товара, как воздействовать на целевую аудиторию и почему женщины более чем мужчины подвержены манипуляциям рекламных сообщений (на 85% по общепринятой статистике).

Глава 1. Характеристика восприятия как психического процесса

1.1. Свойства и функции восприятия

И. П. Павлов показал, что в основе восприятия лежат условные рефлексы, временные нервные связи, образующиеся в коре больших полушарий при воздействии на рецепторы предметов или явлений окружающего мира. По сравнению с ощущениями восприятие более высокая форма аналитико-синтетической деятельности мозга. Без анализа невозможно осмысленное восприятие. Так, незнакомая иностранная речь воспринимается как сплошной звуковой поток. В то же время в процессе восприятия речи одновременно с анализом имеет место и синтез, благодаря чему мы воспринимаем не отдельные звуки, а слова. Основу синтеза составляет процесс установления временных нервных связей. Временные нервные связи, лежащие в основе восприятия, складываются на основе объективных связей свойств предметов и явлений внешнего мира. Таким образом, в основе сложного процесса построения образа восприятия лежат системы внутрианализаторных и межанализаторных связей, обеспечивающих наилучшие условия выделения раздражителей и учет взаимодействия свойств предмета как сложного целого.

Активность восприятия состоит, прежде всего, в участии эффекторных компонентов в процессе восприятия, выступающих в форме движения рецепторных аппаратов и перемещений тела или его частей в пространстве. Анализ движения рук и глаз выделены в два класса. В первый класс входят поисковые и установочные движения, с помощью которых осуществляется поиск заданного объекта, установка глаза и руки в наиболее удобную для восприятия позицию и изменение этой позиции. К этому же классу относятся движения головы на внезапно раздавшийся звук, следящие движения глаз и т.д. Во второй класс входят собственно познавательные движения. При их непосредственном участии происходит оценка размеров, опознаются уже знакомые объекты, осуществляется сам процесс построения образа. Происходит непрерывное сравнение образа с оригиналом. Всякое несоответствие их друг другу немедленно вызывает корректирование образа. Следовательно, роль моторики в восприятии не ограничивается созданием наилучших условий для работы аффективных систем, а заключается в том, что движения сами участвуют в формировании субъективного образа объективного предмета [7].

Восприятие представляет собой систему перцептивных (перцепция – непосредственное отражение объективной действительности органами чувств) действий, овладение которыми требует специального обучения и достаточно долгой практики. Перцептивные действия и критерии адекватности образа не остаются неизменными, а проходят значительный путь развития вместе с развитием самой деятельности. Это значит, что важнейшей характеристикой восприятия является его историчность – обусловленность конкретными условиями протекания деятельности и прошлым опытом субъекта.

В ходе социальных контактов ребенок постепенно усваивает общественно выработанные системы сенсорных качеств – сенсорные эталоны (А.В. Запорожец). К ним относятся: звуковая шкала музыкальных звуков, система геометрических форм, «решетка фонем» родного языка. Если сенсорные эталоны представляют собой результат общественно-исторической деятельности человека, то результат индивидуальной деятельности человека по усвоению сенсорных эталонов называется оперативными единицами восприятия. Оперативные единицы восприятия выступают как содержание, выделяемое субъектом при выполнении той или иной перцептивной задачи. Развитие восприятия связано со сменой оперативных единиц восприятия. Эта смена выражается в преобразовании групп случайных, частных признаков, в структурные, целостные признаки. В результате того, что оперативными единицами восприятия становится образы предметов и даже модели целых ситуаций, возникает возможность одномоментного восприятия, независимо от числа содержащихся в предмете или ситуации признаков. Разумеется, задача формирования образа, может возникнуть и вне детского возраста. Всякий раз, при столкновении с новым, или при неадекватности образа, процесс восприятия вновь превращается из одномоментного в сукцессивный (последовательный) и совершается с помощью развернутых перцептивных действий.

Таким образом, развитие восприятия приводит к созданию определенной совокупности образов или перцептивных моделей окружения. Если на фазе построения образа объекта происходит уподобление воспринимающих систем свойствам воздействия, то на фазе опознания или действия на основе сложившихся оперативных единиц восприятия, характеристики и направленность процесса существенно изменяется. Эти изменения, по А.В. Запорожцу, заключаются в том, что субъект не только воссоздает образ объекта, но и переводит полученную информацию на язык оперативных единиц восприятия или перцептивных моделей уже усвоенных. И это преобразование приводит к формированию полноценного адекватного образа.

Третьей важнейшей характеристикой восприятия является его предметность. Под предметностью восприятия понимают отнесенность всех получаемых с помощью органов чувств сведений о внешнем мире к самим предметам. Это способность субъекта воспринимать мир не в виде набора не связанных друг с другом ощущений, а в форме отдельных друг от друга предметов, обладающих свойствами, вызывающими данные ощущения. Так как перцептивные действия направлены на предметное отражение ситуации, значение предметного окружения оказывается решающим для нормальной работы восприятия. Человека погружали в ванну с физиологическим раствором при температуре комфорта. При этом испытуемый слышал лишь монотонные ритмичные звуки и видел диффузный белый свет, а покрытия на его руках препятствовали получению осязательных ощущений. Через несколько часов испытуемые приходили в тревожное состояние и просили прекратить эксперимент. Они отмечали появление галлюцинаций, а также нарушение восприятия времени. После опыта у испытуемых наблюдались дезориентация в пространстве, нарушение восприятия движения, формы, цвета и тому подобное. Предметность восприятия выступает в форме целостности, константности и осмысленности перцептивного образа [7, 45].

Восприятие целостно, поскольку оно отражает не изолированные качества раздражителей, а отношения между ними. На целостность восприятия впервые обратили внимание представители гештальтпсихологии, им же принадлежит заслуга установления большинства фактов, доказывающих важность этого свойства восприятия. Благодаря целостности мы воспринимаем определенным образом организованное окружение, а не хаотическое скопление цветовых пятен, отдельных звуков и прикосновений. Так как в окружающем мире замкнутые, симметричные контуры обычно ограничивают предметы, то участок поверхности, ограниченный такими контурами, воспринимается как фигура, имеющая характер вещи. В результате мы, по словам К. Коффки, «видим вещи, а не промежутки между ними».

Целостность восприятия выражается в том, что образ воспринимаемых предметов не дан в полностью готовом виде со всеми необходимыми элементами, а как бы мысленно достраивается до некоторой целостной формы на основе наибольшего набора элементов. Это происходит в том случае, если некоторые детали предмета человеком непосредственно в данный момент времени не воспринимаются.

С целостностью восприятия тесно связана его константность, под которой понимается относительная независимость воспринимаемых характеристик объекта от их отображений на рецепторные поверхности. Благодаря константности предметы воспринимаются как относительно постоянные по форме, цвету, величине и положению. Существует значительное число различных видов константности. Она имеет место практически для любого воспринимаемого свойства предмета. Наиболее фундаментальный вид константности – стабильность окружающего нас мира. Хотя всякое наше движение приводит к относительному движению воспринимаемого предметного фона, мы воспринимаем предметы неподвижными, а себя и свои глаза – движущимися. Точно также постоянен воспринимаемый нами вес предмета. Независимо от того, поднимается ли груз одной или двумя руками, ногой или воем телом – оценка его веса оказывается приблизительно одинаковой. Константность восприятия имеет огромное биологическое значение. Адаптация и выживание были бы невозможны в окружающей среде, если бы восприятие не отражало ее стабильных, постоянных свойств и отношений. Примером константности может служить дверь, которая сохраняет для наших глаз свою форму независимо от того, закрыта она или открыта

Высшей формой предметного восприятия является осмысленное восприятие. Благодаря осмысленности наше восприятие перестает быть биологическим процессом, каким оно было у животных. Усваивая в процессе развития общественно-исторический опыт, человек отражает также значения предметов, выработанные в практической деятельности предшествующих поколений. Поэтому вместе с восприятием предмета происходит осознание его функций, благодаря чему восприятие становится обобщенным и категорированным. Осмысленное восприятие дает возможность познать действительность глубже, чем это возможно с помощью отражения отношений между объектами, воздействующими на органы чувств. На стадии осмысленного восприятия достигается высшая ступень объективации перцептивного образа. Большую роль в становлении осмысленности восприятия играет речь, с помощью которой происходит обобщение и категоризация получаемой органами чувств информации.

1.2. Виды восприятия

Образ, складывающийся в результате процесса восприятия, предполагает взаимодействие, скоординированную работу сразу нескольких анализаторов. В зависимости от того, какой из них работает активнее, перерабатывает больше информации, получает наиболее значимые признаки, свидетельствующие о свойствах воспринимаемого объекта, различают и виды восприятия. Соответственно выделим, зрительное и слуховое восприятие, так как они чаще всего задействованы в восприятии рекламного текста.

Зрительная система человека чувствительна к электромагнитным колебаниям, длина волны которых лежит в диапазоне от 380 до 720 нанометров. Эта область электромагнитных колебаний называется видимой частью спектра. Рецепция падающего на сетчатку света представляет собой только первую ступень в сложной цепи процессов, приводящих к зрительному отражению окружающего нас мира. Структура процесса восприятия цвета меняется в зависимости от оптических свойств поверхности предметов. Эти поверхности могут светиться, излучая больше света, чем на них падает; блестеть, отражая весь падающий на них свет; отражать лишь часть падающего света и быть прозрачными, то есть не оказывать свету существенных препятствий. Большинство окружающих нас предметов частично поглощают и частично отражают падающий на них свет. Цвет этих предметов характеризуется отражательной способностью. Поэтому для восприятия цвета предметов зрительная система должна учитывать не только свет отраженный поверхностью предмета, но также характеристики освещающего эту поверхность света. Одни и те же предметы в разных условиях освещения (при дневном свете, при электрической лампе, при оранжево-красном закате) отражают свет разного спектрального состава. Однако, уголь в солнечный день отбрасывает гораздо больше света, чем кусок мела в сумерки, и тем не менее мы воспринимаем уголь черным, а мел белым. Это говорит о константности восприятии цвета, что имеет большое значение для правильной ориентации в окружении. Константное восприятие цвета обеспечивается благодаря оценке относительной яркости поверхностей, находящихся в поле зрения наблюдателя, учитывается роль прошлого опыта.

Восприятие формы, восприятие предмета. Дормой называются характерные очертания и взаимное расположение деталей предмета. Обычно в поле зрения одновременно находится огромное число объектов, которые могли бы образовать самые различные конфигурации. Тем не менее мы легко узнаем известные нам предметы. Более того, человеку не требуется специального обучение, чтобы воспринять незнакомый предмет в незнакомом окружении как обособленное целое. Это происходит благодаря выделению фигуры и фона. Фигура имеет характер вещи. Это выступающая вперед и относительно устойчивая часть видимого мира. Фон имеет характер неоформленного окружения. Он как бы отступает назад и кажется непрерывно продолжающимся за фигурой. Фигура, в отличие от фона, представляет собой стабильное и константное образование. В ряде случаев необходимым условием восприятия фигуры является выделение контура – границ между поверхностями, отличающимися по яркости, цвету или текстуре. Однако, роль контура выступает далеко не всегда. Иногда фигура вообще не обладает контуром. Наличие контура еще не обеспечивает автоматически выделение фигуры. Более того, сам контур воспринимается и запоминается как элемент данной фигуры. Исследование факторов, определяющих выделение фигуры из фона или, как иногда говорят, перцептивную организацию, было проведено представителями гештальтпсихологии. Был установлен целый ряд таких факторов. К ним относятся:

– сходство – в фигуру объединяются элементы, имеющие близкие свойства, обладающие похожими формой, цветом, величиной;

– близость – из множества элементов в одно целое объединяются те, которые с      пространственно ближе всего расположены друг к другу;

3.«Общая судьба». Если группа точек или каких-либо других элементов движется относительно окружения в одном и том же направлении и с одинаковой скоростью, то возникает тенденция воспринимать эти элементы как самостоятельную фигуру.

4.      «Вхождение без остатка». Перцептивное объединение элементов осуществляется таким образом, чтобы все они были включены в образующуюся фигуру.

Фактор «Вхождение без остатка» противостоит фактору близости: если группируются близкие элементы, то воспринимаются две узкие полосы, если элементы группируются таким образом, чтобы войти в образовавшуюся фигуру без остатка, то воспринимаются три широкие полосы .

5.      «Хорошая линия». Этот фактор определяет восприятие пересечений двух или более контуров. Зрительная система в соответствии с действием этого фактора старается сохранить характер кривой до пересечения и после него.

6.      Замкнутость. Когда из двух возможных перцептивных организаций одна ведет к образованию фигуры с замкнутым контуром, а другая – открытым, то воспринимается первая фигура. Особенно сильно влияние этого фактора, если контур обладает к тому же и симметрией.

7.      Установка, или поведение наблюдателя. В качестве фигуры легче выступают те элементы, на которые обращено внимание наблюдателя.[7, 83]

Этот фактор противостоит действию фактора вхождения без остатка. В зависимости от того, направлено ли внимание наблюдателя на левый или на правый край рисунка, легче воспринимается ряд колонок, соответственно с утолщением или сужением в середине. Под действием этого же фактора, раз увидев одну ив возможных фигур, мы часто продолжаем видеть ее и в дальнейшем, даже не подозревая о существовании других.

8.      Прошлый опыт. Влияние этого фактора обнаруживается в тех случаях, когда изображение имеет определенный смысл. Например, если без промежутков написать осмысленную фразу, то перцептивно она все же распадается на части, соответствующие отдельным словам: СОБАКАЕСТМЯСО.

Зрительное восприятие простых форм происходит мгновенно и не требует длительных поисков с выделением опознавательных признаков и их дальнейшим синтезом в одну целую структуру. Иное имеет место при восприятии сложных предметов их изображений или целых ситуаций. В этих случаях лишь наиболее простые и хорошо знакомые предметы воспринимаются сразу. Процесс зрительного восприятия сложных объектов представляет сложную и активную перцептивную деятельность, и хотя он протекает несравненно более сокращенно, чем процесс опознания предмета на ощупь, он все же требует участия двигательных компонентов, приближаясь тем самым к осязательному восприятию [9].

Слуховое восприятие коренным образом отличается как от осязательного, так и от зрительного восприятия. Если осязательное и зрительное восприятие отражает мир предметов, расположенных в пространстве, то слуховое восприятие имеет дело с последовательностью раздражении, протекающих во времени. Наш слух воспринимает тоны и шумы. Тоны представляют собой правильные ритмические колебания воздуха, причем частота этих колебаний определяет высоту тона, а амплитуда – интенсивность звука. Шумы являются результатом комплекса, накладывающихся друг на друга колебаний, причем частота этих колебаний находится в случайных, некратных отношениях между собой. Человек способен различать звуки в диапазоне от 20 до 20000 герц, а диапазон интенсивностей звуков, воспринимаемых человеком, составляет шкалу от 1 дб до 130 дб. Говоря об организации осязательной и зрительной чувствительности, можно отметить, что факторами, организующими их, являются формы и предметы внешнего мира. Отражение их и приводит к тому, что осязательные и зрительные процессы кодируются в известные системы и превращаются в организованное осязательное и зрительное восприятие. Какие же факторы приводят к организации слуховых процессов в сложной системе слухового восприятия? Можно различить две объективные системы, которые сложились в процессе социальной истории человечества и оказывают существенное влияние на кодирование слуховых ощущений человека в сложные системы слухового восприятия. Первой из них является ритмико-мелодическая (музыкальная) система кодов, вторая – фонематическая система кодов (звуковых кодов языка). Оба этих фактора и организуют воспринимаемые человеком звуки в сложные системы слухового восприятия. Известно, что система ритмико-мелодических кодов, определяющая музыкальный слух, состоит из двух основных компонентов. Одним из них являются звуковысотные отношения, позволяющие складывать звуки в аккорды и формировать ряды, входящие в состав мелодий. Вторым являются ритмические отношения правильных чередований длительностей и интервалов отдельных звуков. Эти отношения могут создать сложные ритмические узоры даже из звуков одной частоты (дробь барабана). На ранних этапах развития музыкального слуха процесс кодирования звуковых систем носит развернутый характер. По мере упражнения этот процесс сокращается, у человека вырабатываются более крупные единицы музыкального слуха, и он становится способным выделить и удерживать целые обширные системы музыкальных мелодий. Вторая система – система звукового языка. Человеческий язык располагает целой системой звуковых кодов, на основе которых строится его значащие элементы – слова. Овладение фонематической системой (различной в разных языках) и является условием, организующим слух человека и обеспечивающим восприятие звуковой речи. Без овладения этой фонематической системой слух остается неорганизованным, и поэтому человек, не овладевший фонематической системой чужого языка, не только «не понимает» его, но и не выделяет существенных для него фонематических признаков, иначе говоря, «не слышит» составляющих его звуков. Кодирование звуков в соответствующие системы музыкального или речевого слуха не является пассивным процессом. Сложное слуховое восприятие представляет собой активный процесс, включающий в свой состав моторные компоненты. Отличие слухового восприятия от осязательного и зрительного заключается в том, что если в осязательном и зрительном восприятии двигательные компоненты включены в ту же систему анализаторов, в слуховом восприятии они отделены от слуховой системы и выделены в особую систему пропевания голосом для музыкального слуха и проговаривания для речевого слуха. Примером может служить то, что при изучении иностранного языка именно активное проговаривание позволяет выделять нужные фонематические признаки, овладевать фонематической системой языка и тем самым существенно уточнять речевой фонематический слух.

Восприятие пространства

В основе восприятия пространства лежит функция специального аппарата – полукружных каналов (или вестибулярного аппарата), расположенного во внутреннем ухе. Этот аппарат, тонко реагирующий на отражение трех основных плоскостей пространства, является его специфическим рецептором. Он тесно связан с аппаратом глазодвигательных мышц, и каждое изменение в вестибулярном аппарате вызывает рефлекторные изменения в положении глаз. Такая тесная взаимная связь между вестибулярным и глазодвигательным аппаратом, вызывающая оптико-вестибулярные рефлексы, входит в систему, обеспечивающую восприятие пространства. Вторым аппаратом, обеспечивающим восприятие пространства, и прежде всего глубины, является аппарат бинокулярного зрительного восприятия (бинокулярное зрение: в одном глазу получается двумерное изображение предмета, немного отличное от изображения в другом глазу, позволяет мозгу объединить эти два изображения в один трехмерный образ). Глубина (отдаленность) предмета особенно успешно воспринимается при наблюдении за предметом обоими глазами. Чтобы воспринять предметы, нужно чтобы изображение от рассматриваемого предмета падало на соответствующее точки сетчатки, а для обеспечения этого необходимо конвергенция обоих глаз (сведение зрительных осей глаза на каком-либо объекте или в одну точку зрительного пространства). Если при конвергенции глаз возникает диспаратность изображений, появляется ощущение удаленности предмета или стереоскопический эффект; при большей диспаратности точек сетчатки обоих глаз возникает двоение предмета. Третьим важным компонентом восприятия пространства являются законы структурного восприятия: восприятие целых геометрических форм или структур; целостный характер восприятия цвета; законы восприятия формы (описанные гештальтпсихологами). К ним присоединяется и последнее условие-влияние хорошо закрепленного прежнего опыта. Восприятие пространства не ограничивается восприятием глубины. Его существенную часть составляет восприятие расположения предметов по отношению друг к другу. Воспринимаемое нами пространство никогда не носит симметричного характера; оно всегда в большей или меньшей степени асимметрично. Одни предметы расположены от нас вверху, другие внизу; одни дальше, другие ближе; одни справа, другие слева. Различные пространственные расположения предметов в этом асимметричном пространстве имеют часто решающее значение. Примером этого могут служить ситуации, когда нам нужно ориентироваться в расположении комнат, сохранить план пути и так далее. В условиях, когда мы можем опираться на дополнительные зрительные сигналы (расстановка вещей в коридорах, различный вид зданий на улицах), такая ориентировка в пространстве осуществляется легко.

1.3. Социальный консенсус как одна из основ социального познания

Термин «социальный консенсус» употребляется в психологии социального познания в двух смыслах – узком и широком. В узком смысле социальный консенсус – это некоторое согласие между испытуемым и экспериментатором в эксперименте. Хотя этот вопрос сам по себе и заслуживает большого внимания не только для социальной, но и для общей психологии, в данном случае обсуждаться не будет, поскольку это предмет особого исследования. Социальный консенсус в широком смысле слова имеет непосредственное отношение к психологии социального познания.

Социальный консенсус в широком смысле означает, что большая или меньшая «выпуклость» элементов внешнего социального окружения зависит не только от индивидуального опыта, способностей, психологического склада личности, когнитивного стиля воспринимающего, но и от принятых образцов толкования явлений в той или иной культуре, в том или ином типе общества, какой-либо его части. Эти принятые образцы суть определенные конвенциональные значения, т.е. своего рода договоренности относительно того, как будут интерпретироваться те или иные данные, полученные в процессе познания социальных явлений.

В каждой культуре существуют универсальные понятия, касающиеся времени, пространства, изменения, причины, судьбы, числа, отношения частей к целому, которые определенным образом связаны между собой и, по выражению А. Я. Гуревича, образуют своего рода «модель мира», ту сетку координат, при построении которой люди воспринимают действительность и строят образ мира, существующий в их сознании. Использование конвенциональных значений ведет к тому, что информация в значительной части не перепроверяется, так как слишком велика опора на сложившийся социальный консенсус, заданный данной культурой. Речь идет о распространенности «ходячих представлений», которые могут существовать не только в обыденном сознании, но иметь значение и хождение в каких-то, например, профессиональных кругах, в сообществе ученых или деятелей культуры. Мера их распространенности может быть различной, но ореол «так принято» свидетельствует об их силе и значимости. Однако значение социального консенсуса нельзя абсолютизировать. Естественно, что при определенных условиях в силу ряда причин он может нарушаться. Тогда социальное познание сталкивается с феноменом, получившим название «слом социального консенсуса», и этот феномен должен быть изучен и исследован специально [9].

В обыденной жизни, а значит и в обыденном познании социального мира «видение» его в разном свете распространено очень широко: больные какой-либо тяжелой болезнью «видят» мир через призму этой болезни, поступающие в вуз — через призму экзаменов и т.п. В психологии профессий высказано предположение о том, что для разных профессиональных групп существует различный «образ мира», в условиях становления рыночных отношений в нашей стране констатируется развитие «маркетингового мышления», что тоже свидетельствует о возможности построения весьма различных «картин» социальной реальности .

К этому следует добавить и такой элемент культуры, как визуальная информация: в искусстве, рекламе, различных графических изображениях также имеет место конвенциональная представленность (плакаты и лозунги одной страны могут быть абсолютно непонятны в другой). Правила интерпретации визуальной информации также заданы культурой, и они также являются элементом социального консенсуса. В этом смысле большой материал дают исследования по межкультурной коммуникации.

Зависимость интерпретации категорий от культурного контекста обусловила возникновение в социальной психологии особого способа анализа этого явления, получившего название «дискурсионный анализ», иногда даже противопоставляемого социально-психологическому подходу, трактуемому как «чисто когнитивный». Дискурс-анализ рассматривается сегодня как один из аргументов «европейского» подхода, а иногда и как фрагмент социально-психологического постмодернизма, направляющего свое острие на когнитивную «стерильность» американского варианта психологии социального познания.

Родоначальником дискурс-анализа является английский ученый Р. Харре, но к настоящему времени концепция уже получила широкую известность и много других авторов работает над ее развитием.

Исходным понятием является понятие «дискурс». Его содержание раскрывается различными исследователями весьма различно, и сами они часто иронизируют над многозначностью термина. Однако все выделяют самое главное: дискурс — это рассуждение по поводу какой-либо проблемы, обсуждение ее. Предполагается, что дискурс в самом широком смысле слова — это все формы «разговора» или «письма», т.е. использование любого текста, устного или письменного. В этом значении дискурс и рассматривается как важнейшая составляющая процесса коммуникации между людьми. В применении к психологии социального познания включение дискурса в процесс обсуждения содержания категорий имеет огромное значение: именно в ходе «разговора» это содержание только и может уточняться. Без обсуждения с другими людьми категории не могут наполняться сколько-нибудь одинаково воспринимаемым содержанием. Дискурс — общение с использованием языка — потому необходим для построения адекватной картины социального мира, что сами образы его должны быть «обозначены», «названы». Категории, которыми описывается мир, выражены при помощи языка. Чтобы различные группы и отдельные индивиды могли совершать совместные действия в этом мире, они должны понимать, о чем идет речь, т.е. вырабатывать разделенные, разделяемые всеми системы значений. Дискурс и есть путь не только к пониманию друг друга и всего мира в целом, но и совместное вырабатывание образа социального окружения, конструирования социального мира.

Между тем, как подчеркивают исследователи, важно не просто понять, как возникает категория, как осуществляется отнесение к ней вновь воспринятых объектов (чем, по их мнению, занимается традиционная психология социального познания), но выявить возможности данной категории стимулировать определенное действие. Разговор и обсуждение должны обеспечить такую трактовку категории, которая и приведет к определенному действию. Это происходит потому, что лишь в ходе обсуждения категория предстает не просто как довольно застывшая структура, состоящая из определенных признаков, а как реальный элемент социальной жизни: она наполняется содержанием на основе дополнения ее характеристиками, приводимыми разными участниками дискурса. Поэтому сама категория в ходе этого процесса действительно «конструирует» мир, одновременно уточняя его образ и направляя некоторое действие внутри этого мира.

Социальный консенсус, таким образом, вырабатывается в ходе дискурса, и идея обязательного включения коммуникации в процесс социального познания получает еще одно свое подтверждение. Если учесть, что язык есть всегда элемент культуры, то становится ясным факт социальной детерминации всех этапов процесса работы с информацией.

1.4. Особенности восприятия рекламы

Важным для эффективной рекламной деятельности психическим процессом явля­ется восприятие. Считается, что если ощущения отражают отдельные характерис­тики объектов (мягкий, холодный, горький, светлый и пр.), то восприятие дает человеку информацию об объектах в целом при их непосредственном воздействии на анализаторы. С помощью восприятия человек узнает и различает объекты, от­носит их к определенной категории, классифицирует и пр. В результате восприя­тия возникают субъективные образы предметов — представления.

Если человек, воспринимая нечто, может определить, что «оно соленое», то в пси­хологии это называют ощущением; если он говорит, что это нечто — «соленый огу­рец», то речь идет о восприятии. В рекламе использование цвета или цветовых со­четаний, создающих определенные ощущения, может вызвать одни эмоциональ­ные впечатления, а использование тех же цветов или их сочетаний применительно в другом экспериментальном материале было показано, что хорошая, психологически эффективная реклама может существенно изменить отношение потребителей к возникаю­щим у них при первом знакомстве с товаром ощущениям.

В ряде случаев средствами рекламы удается создать некоторые социальные стереотипы, нормы, моду, которые меняют психофизиологические ощущения и приводят к массовому употреблению первоначально весьма непопулярного продукта. Через некоторое время воз­никает привыкание, и употребление продукта может вызывать приятные ощущения (так их расценивают потребители). [21, 97]

Данные исследования позволяют сделать очень важный вывод о том, что в психологии  рекламы существует проблема социального влияния и психофизиологии ощущений.

Неопредмеченный цвет подчиняется законам ощущений; конкретный узнаваемый объект, закрашенный тем же цветом, подчиняется законам восприятия поэтому единственно правильным решением проблемы на практике будет психологическая (психофизиологическая) экспертиза, особенно если речь идет о таких биологически слож­ных анализаторах, как обоняние, осязание и вкус.

В этом случае нужно учитывать некоторые факты, обнаруженные в процессе вышеупомяну­тых экспериментов с колой. Например, выяснилось, что приблизительно 2% испытуемых имеют «нетрадиционную» структуру вкусовых ощущений, которая практически не меняется. В экспериментах с различными брэндами колы такие испытуемые предпочитали напиток (он всегда выходил на первое место), который другие испытуемые оценивали крайне негативно, как обладающий неприятным вкусом (в основной выборке он всегда оказывался на после­днем месте).

Психологическим Агентством Рекламных Исследований (ПАРИ) в 1996 году была предприня­та попытка разработать с использованием весьма популярной в те годы бесплатной реклам­ной газеты «Экстра М» некую модель «психологически идеального рекламного объявления». Для этого было использовано 100 одинаковых номеров одного экземпляра газеты (99 стр. текста) и 100 испытуемых. Эксперимент предполагал изучение произвольного и непроизволь­ного восприятия (а также внимания и памяти). Для этого все рекламные объявления пронуме­ровывались, и на первом этапе испытуемых по очереди просили, пролистывая газету с опре­деленной скоростью, указывать на те объявления, которые привлекали их внимание в пер­вую очередь.[18]

Затем, на другом этапе, испытуемым давали задание искать некоторые небольшие по раз­меру объявления на отдельных страницах, но позже подробно описывать лишь те, которые непроизвольно бросались в глаза. После этого полученные результаты вводились в компью­тер и проводилась их статистическая обработка.

 В начале XX века психологи много внимания уделяли изучению различных характеристик восприятия. В те годы в психологии рекламы практически действо­вала схема: «стимул — реакция», где рекламные раздражители рассматривались как «стимулы», а поведение потребителя — как «реакция» на эти стимулы. Об «обрат­ных связях», коммуникации, диалоге практически не упоминалось. При этом мно­гие психологи, которые вовсе не имели отношения к раннему американскому би­хевиоризму Дж. Уотсона, в рамках которого эта схема была сформулирована, тем не менее на практике строго придерживались ее и рассматривали рекламу именно как однонаправленное воздействие рекламиста на потребителя. Известный немец­кий психолог, профессор К. Марбе писал, что средства рекламы с психологичес­кой точки зрения следует рассматривать как раздражитель, ибо они суть «процес­сы и состояния физического мира, могущие влиять на наше сознание» [5,46]

Психологические закономерности восприятия рекламы подробно описывал К. Т. Фридлендер. Он отмечал, что ошибки, которые возникают в процессе челове­ческого восприятия, могут быть успешно использованы в рекламе. Так, из двух прямых линий «вертикальная всегда нам кажется большей, ибо глаз всегда движет­ся слева направо скорее, чем сверху вниз, что и влияет на нашу оценку величины предметов» .

Психологи всегда уделяли пристальное внимание проблеме, которая до сих пор волнует очень многих издателей рекламных газет, журналов, регулярно размеща­ющих на своих страницах всевозможную рекламу: каково соотношение размеров объявления и количества его публикаций для оказания наибольшего эффекта воз­действия на читателя, потенциального потребителя рекламируемого товара. Эта проблема не является достаточно простой прежде всего потому, что на сегодняшний день объявление строго определенного вида. Это был небольшой текст с графикой, занимав­ший примерно 1/4-1/8 всего рекламного модуля, окруженный пустым белым незапол­ненным полем. Именно такие объявления, которые, следует отметить, встречались довольно редко, оказались психологически наиболее эффективными (лучше и чаще воспринимались, сразу привлекали внимание, хорошо запоминались). Тем не менее, как показал опыт, рекламодатели, которым позже предлагалось разместить объявление подобного типа, крайне негативно относились к таким предложениям, поскольку не хотели «платить деньги за пустоту». Обычно они предлагали макетировщику либо запол­нить пустое пространство модуля дополнительной информацией, либо уменьшить размер модуля. Таким образом они хотели сэкономить деньги. Ссылки на установленные в экспери­менте закономерности восприятия им, как правило, казались малоубедительными. Ссылки на результаты, полученные известным немецким психологом Марбе, - также. Следует отметить, что позже, в 1997-1998 годах, психологи стали отмечать более ча­стое появление подобных макетов в газете «Экстра М». Это еще раз доказывает важность психологических исследований рек­ламных материалов в специальных психологических лабораториях рекламы. [12]

У. Дж. Скотт экспериментально доказывал также, что рекламные объявления для мужчин эффективнее делать по 1/4 страницы и размещать не менее четырех раз, а объявления для женщин лучше макетировать размером 1/8 страницы и раз­мещать не менее восьми раз. Эти же данные в целом были экспериментально под­тверждены другим американским исследователем – И. К. Стронгом. Психологи в результате исследований установили, что определенные виды вос­приятия обладают некоторыми специфическими особенностями. Любопытные явления открыты в области восприятия движения. Если в зоне восприятия движущегося объекта, например самолета в небе, нет неподвижного объекта, который бы выступал для человека точкой отсчета, то его движение воспринимается как более медленное, чем в реальности, причем в 15-20 раз.

Большую роль при изучении восприятия в психологической науке и при производстве рекламы на практике играют понятия «фигуры и фона». Если рекла­мисту удается представить свою рекламу (или свой товар) как фигуру, выделяю­щуюся на фоне одинаково воспринимаемых потребителем реклам (или товаров) конкурентов, то он получает мощнейшие инструменты управления вниманием по­требителя и другими психическими процессами.

Большое значение психологи рекламы традиционно уделяют вопросу соотно­шения времени восприятия рекламных объявлений и способам подачи рекламных материалов. Было замечено, что, рассматривая рекламный плакат на улице, упа­ковку товаров, расположенных на витрине магазинов, рекламное объявление в га­зете и т. д., люди стараются получить максимально большое количество информа­ции за достаточно короткое время. Быстро просматривая рекламу, они стремятся выделить то, что может их заинтересовать. Лишь при размещении рекламы в осо­бо благоприятных местах (автобусные остановки, пешеходные переходы у свето­форов и др.) рекламисты могут рассчитывать на достаточно длительное рассмат­ривание своей продукции. Поэтому с психологической точки зрения рекламные материалы считаются более эффективными, если они выполнены таким образом, что потенциальный потребитель может быстро понять суть рекламного предложе­ния и получить всю необходимую информацию для покупки того или иного това­ра. Считается, что чем быстрее и полнее человек воспринимает рекламное объяв­ление, тем оно психологически более эффективно.

Оценка рекламы с точки зрения механизмов и характеристик восприятия пред­ставляет собой важный этап ее психологической экспертизы. Особенно актуаль­ными такие исследования оказываются в наружной рекламе, так как она представ­лена потребителю в достаточно специфических для восприятия условиях.[16, 68]

Психологические исследования показывают, что наиболее важным элементом наружной рекламы, обеспечивающим быстрое считывание и понимание информа­ции, являются графические образы (цветные фотографии, рисунки, пиктограммы). Рекламист, работающий с наружной рекламой, всегда стоит перед выбором, какую форму придать рекламному сообщению, чтобы оно лучше воспринималось (быст­рее, на большом расстоянии, лучше, чем у конкурентов и т. д.).Тем не менее «рекламное объявление, — пишет профессор Т. Кениг, — должно быть доступно быстрому апперцепцированию не только по своему объему, но и по своему внешнему виду; оно должно быть удобно и легко читаемо. Характер и фор­ма шрифта имеют здесь большое значение, ибо трудночитаемый шрифт в большин­стве случаев вообще отвращает от себя зрителя, не желающего трудиться его разби­рать. Как часто погрешают против этого правила в так называемых художественных надписях, неоднократно подчеркивалось в специальной прессе, и эксперименталь­ная психология, на основании опытных данных, всецело поддерживает здесь прак­тику рекламного дела, в противовес художнику, требующему, чтобы надпись была ясна и отчетлива», — считает автор [1, 79].

Еще одной важной психологической проблемой рекламы, особенно наружной, на транспорте и пр., является проблема выбора пропорций соотношения объема графики и текста. Психолог Л. С. Выготский в книге «Мышление и речь» (1956) приводил пример, который имеет прямое отношение к рассматриваемой пробле­ме. Он обратил внимание на то, что фраза типа «по зеленой траве под лучами палящего солнца в голубой рубашке бежит босоногий мальчик» в процессе осмыс-1ения должна быть превращена человеком в некий визуализированный образ, который напрямую зависит от слов, используемых в данном выражении, и их количества.

На основе данного примера можно сделать два важных вывода: 1) если длинный рекламный текст заменить фотографией, то информация на щите будет восприниматься намного быстрее, содержание сообщения может быть воспринято и правильно переработано наблюдателем за доли секунды; 2) люди, читающие один и тот же текст, «визуализируют» его по-разному (что для рекламы очень плохо). Фотографию они чаще воспринимают одинаково. Иными словами, процесс пси­хологического воздействия рекламы (главным образом наружной) с помощью гра­фики оказывается более управляемым, более прогнозируемым и, следовательно, — более эффективным.

Большое значение для рекламы, особенно обладающей соответствующими ди­намическими характеристиками, телевизионной, наружной, на транспорте и др., играют факторы, обеспечивающие ее быстрое прочитывание, понимание, запоми­нание и пр. Поэтому психологи много времени уделяли и уделяют исследованиям, связанным с определением объемов восприятия, внимания, памяти. Так, психолог Ч. Бонне утверждал, что в сознании может содержаться представление о шести объектах одновременно, той же точки зрения придерживался В. Вундт. Психолог А. Такер полагал, что это четыре объекта, другие авторы считали, что это число рав­но 4-5 объектам, при этом речь шла прежде всего о бессмысленных, не связанных между собой объектах. Т. Кениг, основываясь на исследованиях, проведенных в ла­боратории В. Вундта, считал, что число 6 является максимальным и для зритель­ного анализатора, и для других органов чувств, как то: «для стуков и прикоснове­ний». «Если же вместо отдельных букв мы будем предъявлять таким же образом сочетания букв, то объем апперцепции окажется значительно большим, поскольку тогда одновременно будут прочитываться не отдельные бук­вы, но целые группы букв и при благоприятных условиях сразу апперципцированы... Осмысленное слово всегда схватывается как одно целое, так же схватывается обычно и короткое, осмысленное предложение». [24, 58]

Большую роль в психологии восприятия играет распознавание формы объек­тов. На определенных этапах исследования психологи в основном занимались изу­чением распознавания так называемых «паттернов», то есть сложных сочетаний сенсорных стимулов, опознаваемых человеком в качестве представителей некото­рого класса объектов. Например подсчитано, что человек использует в процессе восприятия формы некоего объекта мириады признаков, чтобы получить всего одно целостное впечатление. Ученые полагают, что это свойственно лишь разум­ным существам.

В теории восприятия сложилось несколько подходов к проблеме распознава­ния зрительных образов. Так, гештальт-психология полагает, что распознавание паттернов происходит в том случае, если отдельные элементы объекта восприятия приобретают некое смысловое значение для человека, лишь находясь в составе целого. Другие психологи считают, что распознавание осуществляется по принципу «от частного к общему» или «от общего к частному»; третьи считают, что в восприя­тии происходит сопоставление воспринимаемого объекта с неким внутренним эта­лоном; четвертые полагают, что распознавание паттерна происходит при наличии совпадения воспринимаемого паттерна с абстрактным или идеальным умственным образом и пр.

Некоторые исследователи связывают эффективность образов с опытом челове­ка, хотя и не отрицают возможность распознавания каких-то врожденных способ­ностей. Так, Р. Л. Солсо пишет: «По всей видимости, фундаментальной когнитив­ной способностью, отличающей опытного человека от неопытного, является уме­ние посмотреть на набор элементов — будь то шахматные или геометрические фигуры, лица или компьютерные программы — как на фрагменты, образующие при их объединении более крупную структуру»[20, 145].

Распознавание образов представляет важную проблему не только общей пси­хологии, в частности, такого ее направления, как исследование восприятия, но и психологии рекламной деятельности. Анализ рекламы дает богатый эмпирический материал для постановки лабораторных экспериментов и выдвижения гипотез, а теоретические поиски в области общей психологии позволяют лучше понять зако­номерности человеческого восприятия и применить их в рекламной практике.

1.5. Гендерные особенности восприятия рекламы

Реклама оказывает социально-психологическое воздействие на человека, но ее восприятие противоположными полами не одинаково. Воздействие происходит за счет цвета, визуальных и звуковых символов, текстов, используемых в рекламе. Эффективное же воздействие невозможно без точного расчета того, на какую именно аудиторию будут рассчитаны те или иные рекламные тексты. Реклама, написанная «вообще», без учета специфики людей-потребителей товара и рекламы, их желаний, предпочтений и возможностей - вряд ли будет эффективной. Вообще, на языковую компетенцию влияет огромное количество разных факторов, поэтому рекламные тексты составляются с учетом социального положения, профессии, возраста, пола. Далее мы рассмотрим гендерное восприятие рекламного текста.

Одинаковые рекламные тексты могут вызывать различные эмоциональные реакции у женщин и мужчин. Например, при восприятии рекламного текста, направленного на помощь детям, женщины чаще испытывают гнев и негодование от бедственного положения детей, в то время как мужчины при восприятии этого текста испытывают тревогу [19].  Во многих социальных рекламных текстах дифференциация сфер деятельности женщин и мужчин представлена в соответствии с распространенными гендерными стереотипами. Социальные рекламные тексты на русском языке, посвященные уплате налогов, и сфере бизнеса, соотносятся с деятельностью мужчин и непосредственно обращены к мужской аудитории: «Заплатил налоги - спи спокойно», а рекламные тексты, посвященные планированию семьи и деторождению, указывают на то, что это сфера деятельности женщин, нередко оценивая ее в категориях морали. В настоящее время образ женщины трансформируется под влиянием перемен, происходящих в их общественном и профессиональном положении - женщина становится активной, уходит от привычной роли жены, матери, пытается реализовать себя как личность. В России активизация и самореализация женщин в общественной и профессиональной сферах пока не нашла достойного отображения в СМИ, в том числе и социальной рекламе. Далее пойдет речь о воздействии рекламного изображения на мужчин и женщин. Изображение как важнейший компонент структурной организации социального рекламного текста несет значительную гендерную нагрузку.

Являясь сильным зрительным возбудителем, изображение притягивает к себе внимание адресата, вызывает готовность вступить в коммуникативный контакт.

Согласно психологии рекламы изображение воспринимается и понимается скорее, чем текст. В нем компрессируется глобальное содержание текста. Если в коммерческой рекламе это часто рекламируемый продукт (его изображение, демонстрация его применения, предназначения, функционирования и т.п.), то в социальной рекламе изображение передает момент или элемент социальной ситуации, либо указывает на человека, нуждающегося в помощи, то есть затрагивается человеческий фактор. Экспрессивная функция состоит в том, что изображение часто предназначено для воздействия на эмоции адресата, оно может вызывать разнообразные ассоциации, оказывать влияние, например, на сферу бессознательного. [4, 37]

Исследователи определили, что женщины рассматривают изображения иначе, чем мужчины, что те и другие фиксируют внимание на разных элементах изображения. Однако, несмотря на значительные индивидуально-типологические различия в восприятии изображений, общим оказывается активный характер восприятия. Психологами установлено, что восприятие происходит последовательно и носит поэлементный характер. Поэлементность «прочтения» особенно четко проявляется там, где изображение соседствует с текстом и поэтому не может быть воспринято сразу и одновременно. Для восприятия рекламного сообщения небезразлично, какое число элементов входит в изображение. Цвет в рекламе вызывает различные эмоции и ассоциации у мужчин и женщин, поэтому считается, что цветная реклама воздействует сильнее, чем черно-белая, потому что повышает очевидность достоинств, представленных товаров. Она заставляет человека эмоционально воспринимать предметы, облегчает узнавание и может, благодаря символическому содержанию воздействовать на подсознание. Конечно же, для достижения поставленных целей, содержание и цвет должны действовать согласованно. Серьезной проблемой для создателей рекламы является правильность выбора, так как различные цвета могут восприниматься мужчиной и женщиной по-разному. Отдельно взятые цвета в сочетаниях между собой выражают совершенно особые значения, основывающиеся на полученном опыте и ведущие к ассоциациям.      [17, 56]

По данной проблематике было проведено исследование, суть которого состояла в выявлении глубинного отношения российской аудитории к цвету в рекламе разных стран. Для эксперимента выбрали образцы рекламы автомобилей, изготовленные в разных странах: России, США, Германии и Японии. В конце концов, были получены семантические пространства мужчин и женщин, позволившие выявить структуру восприятия цвета; определить, как воспринимаются российской аудиторией образцы рекламы разных стран и какой, из предложенных образцов ближе к «идеальной рекламе».[14]

При формировании образа американской рекламы насыщенный красный цвет сыграл основную роль. Психологические портреты у мужчин и женщин получились разными. Для мужчин в «американской» рекламе красный цвет сочетается с серьезностью, движением, индивидуализмом. А для женщин — с чем-то темным, резким, большим, сильным, т. е. образ этой рекламы — пугающий. Интересно, что синий цвет присутствует в данной рекламе в том же объеме, что и красный, но его роль не была отмечена. Вероятно, это связано с тем, что красный оттенок был более насыщенным, чем синий. Насыщенность цвета оказывает большее воздействие на эмоции, чем оттенок.

Психологический портрет японской рекламы получился у мужчин и женщин похожим. На первое место обе группы ставят четкость. При этом для мужчин важнее такие параметры, как «красивая», «приятная», «гладкая», а для женщин — «серьезная», «надежная», «мужская», «гармоничная». Интересно, что в представлении женщин реклама носит мужской характер. Мужчины видят эту рекламу также серьезной, гармоничной и реальной, а женщины — красивой, индивидуальной, традиционной. Следует заметить, что здесь автомобиль показан в движении, в отличие от предыдущего рисунка. Однако в этой рекламе преобладают холодные, спокойные тона: голубой, серебристый, темно-серый, не вызывающие раздражения, но также и не связанные с движением, что делает ее образ более четким, привлекательным и серьезным, хотя и традиционным. [11]

Психологический портрет российской рекламы выглядит положительным и у мужчин, и у женщин. Среди наиболее важных характеристик у обеих групп оказалась безопасность. Вероятно, на это повлияли насыщенный синий фон и статичность автомобиля. В понимании мужчин данная реклама яркая, четкая, реальная, а в понимании женщин — добрая, мягкая, красивая. Следует заметить, что обе группы не выделили такую характеристику, как серьезность. В немецкой рекламе обе группы на первое место ставят такие характеристики, как желтый и яркий. В представлении мужчин и женщин эта реклама приятная, радующая, гармоничная. В психологическом портрете данного образца у обеих групп появляется новая характеристика: «явная». Мужчины добавляют к этому «простая» и «индивидуальная», а женщины — «комфортная» и «теплая». В данной рекламе доминирует насыщенный желтый цвет, который способен создать ощущение радости, солнечного тепла, что и проявилось в психологическом портрете обеих групп. Как и в японской рекламе, машина показана в движении, и желтый оттенок это подчеркивает, так как считается активным цветом. Если сравнить психологический портрет «идеальной рекламы» с портретами тестируемой рекламы, то она ближе всего к японскому и немецкому образцам. При создании рекламы необходимо учитывать особенность гендерного восприятия различных составляющих рекламного обращения, таких как цвет, изображение, текст.

Глава 2. Эмпирическое исследования гендерных особенностей восприятия рекламы

2.1.Организация исследования

Организация исследования. В исследовании приняло участие 20 респондентов (10 мужчин и 10 женщин) в возрасте от 18 до 21 года. Респондентам было предложено оценить 4 рекламных слогана по методике семантического дифференциала Ч.Осгуда по следующим критериям:

Плохой -3 -2 -1 0 + 1 + 2 + 3 Хороший

Неприятный -3 -2 -1 0 + 1 + 2 + 3 Приятный

Непривлекательный -3 -2 -1 0 + 1 + 2 + 3 Привлекательный

Ненужный  -3 -2 -1 0 + 1 + 2 + 3 Нужный

Бесполезный  -3 -2 -1 0 + 1 + 2 + 3 Полезный

Нежелательный  -3 -2 -1 0 + 1 + 2 + 3 Желательный

Неважный -3 -2 -1 0 + 1 + 2 + 3 Важный

Незначимый -3 -2 -1 0 + 1 + 2 + 3 Значимый

Грубый -3 -2 -1 0 + 1 + 2 + 3 Мягкий

Слоганы были следующего характера:

·        КАМАЗ. Танки грязи не боятся.

·        Вам много предстоит прожить, у Pepsi есть что предложить!

·        Snickers. Не тормози – сникерсни!

·        Водка «Мягков». Попробуй ветер на вкус.

Оценки, данные по каждой шкале (паре противоположных эмоционально-оценочных прилагательных), переводятся в баллы в соответствии со шкалой, представленной в верхней части. Если отметка испытуемого располагается между двумя пунктами шкалы, то берется промежуточное, дробное число баллов. Далее вычисляется средняя оценка по всем десяти шкалам семантического дифференциала. Она и является количественной характеристикой общего эмоционального отношения испытуемого к тому человеку, [O1] к которому относятся полученные оценки. Отношение считается положительным, если средняя оценка также положительная; отношение рассматривается как отрицательное, если соответствующая средняя оценка отрицательная. Сила эмоционального отношения, соответственно, отражается в абсолютной величине полученной средней оценки.

Методы исследования  

1.Метод семантического дифференциала, являющийся одним из распространенных экспериментальных методов оценки для восприятия рекламной продукции с точки зрения эмоционального отношения к ней потребителей.

2. Также использовались статистические процедуры,  а именно анализ средних, необходимый для обработки по шкалам семантического дифференциала, а также критерий Манна-Уитни для оценки выраженности признака в  независимых выборках.

Результаты  средних по всем шкалам используемого семантического дифференциала в обеих выборках (мужской и женской) представлены в Таблице №1[O2] .

2.2.Результаты исследования

Таблица №1.Результаты[O3]  семантического дифференциала в обеих выборках

В ходе анализа рекламных предпочтений на основе анализа средних были выявлены различия в эмоциональном восприятии рекламы у мужчин и женщин.

Первая шкала, шкала «Доброта» в общем, что для М., что для Ж. фактор – плохой - хороший имеет примерно равное значение при восприятии и оценке рекламы, также как и фактор «Приятный». Мужчины и женщины воспринимают в первую очередь текст по типу нравится - не нравится, приятно - неприятно.

Фактор «Привлекательность» более характерен для мужчин, что собственно подтверждает известный факт, что «мужчины любят глазами».

Фактор «Нужности» и фактор «Полезности» более характерен для женщин, наверное, это во многом связано с тем, что для женщин характерен восприятие предметов, так как это возможно связано с тем, что именно  женщины в связи с ролью хозяйки и хранительницы очага  более избирательно выбирают и воспринимают товары, а фактор полезности, является одним из ведущих в данном случае, так как выбранный товар принесет большую или меньшую полезность в семье.

Фактор «Желательность» более предпочитаем мужчинами при восприятии той или иной рекламы, возможно, это связано с тем, что для мужчин характерно более сильное желание в достижение чего-либо, они более чем женщины стремятся удовлетворять свои потребности, в первую очередь, считаясь с собственными желаниями.

Фактор «Важность» имеет более высокие показатели у мужчин, возможно, это связано с тем, что фактор значимости принимает непосредственно участие в подчеркивании статуса и роли мужчины.

Также был применен критерий Манна-Уитни с целью определения выраженности признака в каждой из выборок. Анализ показал большую выраженность полезности в женской выборке (U=32) и фактора важности в мужской (U=27). В итоге мы можем сделать вывод о том, что поставленная гипотеза подтвердилась, и статистически значимо существуют различия между мужчинами и женщинами (см. Таблица 2 и Таблица 3).

 Таблица[O4]  2.Результаты критерия Манна-Уитни по фактору «Полезность» в мужской и женской выборке

Таблица 3. Результаты критерия Манна-Уитни по фактору «Важность» в мужской и женской выборке

Таблица

Полученные данные подтверждают первоначальную гипотезу о том, что существуют гендерные различия в восприятии рекламы у мужчин и женщин.

Заключение

В данной работе мы в работе пытались показать, каким образом реклама создает в нашем сознании воображаемый образ продукта, который побуждает нас сделать покупку. В ходе исследования были проанализированы такие свойства восприятия как активность, историчность, целостность и другие, все они так или иначе задействованы индивидом в ходе восприятия рекламных роликов и сообщений, поэтому знание о свойствах восприятия дает нам возможность создавать такие рекламные «посылы», позволяющие максимально воздействовать на целевую аудиторию.

Также был рассмотрен гендерный аспект восприятия, так как одними свойствами восприятия нельзя оценить апперцепцию того или иного рекламного сообщения, так как помимо этого существует ряд физиолого-психолого характеристик мужского и женского пола, которые в значительной степени влияют на восприятие рекламы. Помимо этого в ходе теоретического анализа был выявлено, что социальный фактор также задействован в ходе рекламного воздействия, так как именно общество формирует те или иные стандарты и рекламные стереотипы.

В итоге нами было проведено эмпирическое исследование гендерных особенностей восприятия рекламы, который выявил реальные различия в восприятии рекламных сообщений у мужчин и женщин, был выделен ряд эмоционально значимых факторов значимых для мужской и женской выборок.

Реклама «учит» потребителя позитивным эмоциональным  ассоциациям, используя различные предпочтения мужчин и женщин и их особенностей восприятия информации и тех факторов, которые влияют на выбор товара, тем самым зная особенности восприятия мужской и женской аудитории, мы тем самым можем создать рекламу в нужном для нас русле, используя гендерно-значимые факторы выбора.. Применяя знания о том, как сознание обрабатывает информацию, рекламист создает рекламу, которая должна побудить нас сконструировать благоприятный для рекламодателя образ.

Список использованной литературы[O5] 

1.     Андреева Г.М. Психология социального познания. Учебное пособие. Гриф Минобр. 288 стр., 2004 г.  Издательство: Аспект-пресс  Лебедев-

2.      Бернс А. “Современная реклама" М.: издательство “Довгань", 1995 г. - 957с.

3.     Брыц В. Нарушение прав личности в рекламе

4.     Головлева Е.Л. Основы рекламы. Серия "Высшее образование". Москва: Московский гуманитарный институт. - Ростов н/Д: изд-во "Феникс", 2004. - 320 с.

5.     Журнал Inetnet - http://www.inter.net.ru

6.     Рогов Е.И. Общая психология: Курс лекций для первой ступени педагогического образования. − М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2000.─ с.217-233

7.     Немов Р.С. Психология. Учеб. для студентов высш. пед. учеб. заведений. В 3 кн. Кн.1. Общие основы психологии. – 2-е изд. – М.: Просвещение: ВЛАДОС, 1999. – с.181-190

8.     Коноваленко А.В. Психология политической рекламы. - Ростов н/Д: "Феникс", 2005. - 96 с. (Серия "Психологический практикум")

9.     Лебедев-Любимов А.Н. Психология рекламы. - СПб.: Питер, 2004. - 368 с.: ил. - (Серия "Мастера психологии")

10.                       Открытые методики рекламы и PUBLIK RELATIONS. Креативные технологии. Рекламное Измерение. // Под ред. С.В. Сычева, Система "ТРИЗ-ШАНС". - М.: "Ось-89", 2004 г. - 320 с.

11.                       Панкратов Ф.Г., Баженов Ю.К., Серегина Т.К., Шахурин В.Г. Рекламная деятельность: Учебник для студентов высших учебных заведений. - 3-е изд., перераб. и доп. - М.: Информационно - внедренческий центр "Маркетинг", 2001. - 364 с.

12.                       Песоцкий Е. Современная реклама. Теория и практика. - Ростов н/Д: изд-во "Феникс", 2001. - 320 с.

13.                       Приемы рекламы: Методика для рекламодателей и Рекламистов.14 практических приложений и 200 примеров / И.Л. Викентьев. - Новосибирск: ЦЭРИС, 1993. - 144 с.

14.                       Психология потребителя / Д. Статт. - СПб.: Питер, 2003. - 446 с.: ил. - (Серия "Практическая психология").

15.                       Реклама в Интернет - http://www.kazan.ru/maxim/

16.                       Рогов Е.И. Эмоции и воля. - М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2001. - 240 с.

17.                       Свердлык Г.А., Андреев А.Н., Страунинг Э.Л. Проблемы рекламных правоотношений / Науч.-практ. Совет Центра правовой поддержки рекл. деятельности. - М.: НТВ-Дизайн, 2002. - 53 с.

18.                       Серегина Т.К., Титкова Л.М. Реклама в бизнесе. Информационно-внедренческий центр “Маркетинг". М - 1995.

19.                       Середина Н.В., Шкуренко Д.А. Основы медицинской психологии, патопсихология/Серия "Учебники, учебные пособия". - Ростов н/Д: "Феникс", 2003. - 512 с.

20.                       Солсо Р. Л. Когнитивная психология. / Пер. с англ. — М.: Тривола, 1996.

21.                       Социальная психология: Учеб. Пособие для вузов / Под ред. проф.А.М. Столяренко. - М: ЮНИТИ - ДАНА, 2001. - 543с.

22.                       Фернхем А., Хейвен П. Личность и социальное поведение. - СПб.: Питер, 2001. - 368 с.: ил. - (Серия "Мастера психологии").

23.                       Хромов Л.Н. “Рекламная деятельность: искусство, теория, практика” Петрозаводск: “Фониум”, 1994г. -308с.

24.                       Computer world Poccия - http://www.computerworld.ru

User Rating: 5 / 5

Гендерная психология

 Данная книга посвящена исследованиям психологии пола (гендера). Психолог, социолог, педагог, специалист по общественным наукам найдут в этой книге уникальный исследовательский материал об источниках гендерной социализации, о формировании гендерных норм, социальных и гендерных ролей, познакомится с такими понятиями, как нормативное и информационное давление, агрессия, конформность, гендерные стереотипы, норма успешности, норма антиженственности и др.

Читатель, интересующийся современной научной психологией, получит ответы на такие вопросы: «Почему должно измениться распределение семейных обязанностей?», «Кто и в чем способней: женщины или мужчины?», «Каковы ограничения, накладываемые традиционными ролями женщины и мужчины?», «Почему женщине платят, как правило, меньше?» и т.д.

Содержание

Об авторе

Предисловие к русскому изданию

Предисловие редактора

Предисловие

Введение

Социальная психология гендера

Проблемы однообразия

Критические размышления о гендере

Пол versus гендер

Как устроена эта книга

Глава 1. Гендерные различия и социализация

Социальные нормы и гендерные различия

Роль нормативного давления

Гомосексуальность как нарушение гендерных норм

Роль информационного давления

Конформность — экономия мысли

Подчинение гендерным нормам: уступчивость, одобрение или идентификация?

Дифференциальная социализация

Дифференциальное усиление и дифференциальное подражание

Внесемейные источники гендерно-ролевой социализации

Детская литература

Телевидение

Фэйсизм

Язык

Игрушки

Андрогиния

Польза

Поло-ролевой опросник Сандры Бем

Споры по поводу опросника Сандры Бем и концепции андрогинии

Заключительные замечания

Резюме

Глава 2. Исследования гендерных различий

Метаанализ

Гендерные различия в математических способностях

Находки исследователей

Почему в высшем учебном заведении успеваемость мужчин и женщин начинает различаться

Эмпатия и экспрессивность

Эмпатия

Теория социальных ролей

Эмоциональность

Исследования некоторых других гендерных различий

Агрессия

Конформность и подверженность влиянию

Альтруизм

Заключительные замечания

Резюме

Глава 3. Ограничения, накладываемые традиционной женской ролью

Хранительница домашнего очага

Работающая женщина

Домашний труд и работающая женщина

Различия в оплате труда мужчин и женщин

Объяснения различий в оплате труда

Теория справедливости и реакция женщин на неравенство в оплате труда

Низкий статус женщин в организациях и отсутствие у них власти

Влияние женщин в организациях: «стеклянный потолок»

Объяснения явления «стеклянного потолка»

Заключительные замечания

Резюме

Глава 4. Ограничения, накладываемые традиционной мужской ролью

Почему необходимо изучать мужскую роль

Мужская гендерная роль и входящие в нее нормы

Норма успешности/статуса

Норма твердости

Норма физической твердости

Норма умственной твердости

Норма эмоциональной твердости

Норма антиженственности

Напряжение, стресс и конфликт мужской гендерной роли

Заключительные замечания

Резюме

Глава 5. Гендер как социальная категория

Социальное познание

Социальное познание гендера

Гендерные стереотипы как схемы, управляющие процессом обработки информации

Происхождение гендерных схем

Запоминаемость информации, соответствующей гендерной схеме

Как гендерные схемы способствуют появлению иллюзорной корреляции

Гендерные стереотипы и самореализующиеся пророчества

Гендерная категоризация: пристрастное отношение к своей и чужим группам

Источники пристрастного отношения к своей гендерной группе

Нормальные процессы категоризации

Гендерная сегрегация

Потребность в самоуважении

Теория социальной идентичности

Парадокс социальной идентичности

Заключительные замечания

Резюме

Глава 6. Гендер в разных культурах

Панкультурные гендерные сходства

Разделение труда, обусловленное полом

Гендерное стереотипизирование

Дифференциальная гендерная социализация

Более низкий статус и меньшая власть женщин

Кросс-культурные гендерно-ролевые идеологии

Заключительные замечания

Резюме

Глава 7. Изменение гендерных ролей

Изменение установок

Изменения на производстве

Повышение совместимости работы и семьи

Производственная политика поддержки семьи

Увеличение гендерного многообразия в организациях

Перемены в доме

Почему должно измениться распределение домашних обязанностей

Домашние обязанности как случай несоответствия между установками и поведением

Справедливость и дифференциация домашних обязанностей

Изменение поведения родителей и педагогов

Изменение ложных представлений о гендере

Ложные представления о гендере

Ложное представление 1: гендерные различия огромны

Ложное представление 2: гендерные различия вызваны фундаментальными биологическими различиями между полами

Ложное представление 3: биологические гендерные различия обусловливают лучшую приспособляемость мужчин и женщин к различным социальным ролям

Ложное положение 4: гендеры разделены, но равны между собой

Ложное представление 5: традиционные гендерные роли служат цели наиболее полного удовлетворения потребностей общества

Как можно изменить эти ложные представления?

Заключительные замечания

Резюме

Библиография

Об авторе

Шон Меган Бурн (Shawn Meghan Burn) — адъюнкт-профессор психологии Калифорнийского политехнического института, где она преподает социальную психологию, психологию окружающей среды, исследовательскую методологию и групповую динамику. В 1988 году в Клермонской школе последипломного образования ей была присвоена докторская степень в области социальной психологии. Она является специалистом в сфере прикладной социальной психологии, занимаясь вопросами социально-психологических принципов разрешения социальных проблем, частных проблем окружающей среды, межгрупповых конфликтов. В настоящее время ее исследовательская работа посвящена факторам, способствующим сохранению традиционных гендерных норм, а также динамике социальной идентификации в борьбе за равноправие и той отрицательной реакции, которую эта борьба нередко вызывает в обществе.

Предисловие к русскому изданию

Эта книга (Social Psychology of Gender) затрагивает весьма актуальные вопросы, касающиеся гендерной социализации. Дело в том, что, как свидетельствуют исследования в различных научных областях и направлениях, понимание жизни человеческого общества невозможно без признания существования стереотипов мужественности и женственности, отражающих различия в предназначении и психике мужчин и женщин. В психологии при изучении проблем развития и становления личности фактор полового диморфизма, по мнению Б.Г. Ананьева, следует относить к постоянным характеристикам онтогенетической эволюции человека. Гендерный подход в социальной психологии делает акцент на изучении именно социальных (а не биологических) аспектов пола и ролевой дифференциации по половому признаку, имеющей место в различных социокультурных общественных системах.

В настоящее время гендерные исследования достаточно широко проводятся во всем мире, в том числе (с 1990-х гг) и в России. В определенном смысле внимание к вопросам гендерной социализации является порождением интенсивно распространяющихся во всем мире феминистских идей. Результаты исследований в области гендерной социализации с очевидностью приводят к выводу, что особенности мужской и женской поло-ролевой идентификации специфически отражаются на положении человека в обществе, его личной и профессиональной судьбе. В этом смысле они очень важны в отражении процессов, происходящих в современном мире, основным направлением развития которого является все большая гуманизация и повышение актуальности духовного становления личности.

Книга Шон Бурн посвящена рассмотрению гендера с позиций социальной психологии и представляет несомненный интерес именно в силу актуальности рассматриваемых вопросов, тем более, что в нашей стране изучение данной проблемы еще только начинается.

Книга интересна тем, что содержит значительное количество фактических данных, полученных в результате исследований, проведенных в США.

Некоторые выводы автора спорны, но, несмотря на это, российским специалистам эта работа безусловно будет полезной для сравнительного и более широкого анализа гендерных особенностей в связи с культуральными и общественными различиями.

Хочется верить, что наука и практика нашей жизни, благодаря взаимному обмену подобным опытом, значительно обогатится и будет служить интеграции наших усилий по совершенствованию мира, в котором мы живем, и достижению процветания и благополучия.

Книга может быть интересна не только специалистам, но и всем тем, кто заинтересован в улучшении качества своей собственной и общественной жизни.

Книга написана доступным языком, а потому может служить популярным пособием для широкого круга читателей, интересующихся проблемами гендерной психологии.

Е.П. Кораблина,

зав. кафедрой психологической помощи психолого-педагогического факультета

РГПУ им. А.И. Герцена

Предисловие редактора

Очень часто человек создает себе образы других людей, основываясь не на том, что они в действительности из себя представляют и что делают, а на предположениях о том, какими эти люди должны быть и что должны делать, или на собственных пожеланиях видеть этого человека таким, каким его хочется увидеть. В последнее время в социальной психологии значительно возрос интерес к опасностям такого рода стереотипизации. Общество осознало, что подобный социальный стереотип крайне условен и выявляет свою ущербность. Поэтому игнорировать существование феномена гендерных различий по меньшей мере нелогично, а проведение исследований по данной проблеме следует считать оправданным и крайне необходимым.

Некоторые из моих студентов разрабатывают инструментарий по созданию целостного многостороннего образа личности в противовес широко распространенным методикам, которые пытаются видеть в человеке лишь отдельные индивидуальные черты и особенности.

Но действительно ли мы способны освободиться от общепринятых правил, культурных программ, привитых нам той общественной средой, в которой мы живем? И в частности, насколько мы свободны или зависимы от того, женщина мы или мужчина, а значит — от психологии гендера, от тех социально-психологических особенностей своего пола, которые в нем доминируют?

Как один из возможных ответов я предложу вам результаты проведенного мной недавно эксперимента.

В нем принимали участие студенты, изучающие психологию, отличающиеся достаточно высоким интеллектом и уравновешенностью в суждениях.

Эксперимент состоял в следующем. Испытуемых попросили представить себя родителями ребенка, которого они «держат» на руках. Половине студентов было предложено выбрать ребенку имя из списка, содержащего три женских имени, а другой половине — выбрать имя из трех мужских. (Студенты в каждой группе находились в неведении относительно того, какой выбор был предложен их товарищам из другой группы.) Неожиданно в аудитории, где находились испытуемые, появился бородатый незнакомец с очень яркой и красивой музыкальной коробочкой, содержащей внутри забавного клоуна, который внезапно оттуда выпрыгивал. Ребенок на руках у студентов внимательно «наблюдал», как дядя заводит игрушку, и «слушал» ее успокаивающую мелодию. Но вот наступил момент, когда музыка резко прекратилась и клоун выпрыгнул из коробки.

После случившегося каждому «родителю» был задан следующий вопрос: «Какова была реакция вашего ребенка на происходящее?»

Из предложенного им списка вариантов ответов большинство выбрали «потрясен(а)», независимо от пола их ребенка. Но самое интересное произошло, когда эти «студенты-родители» указали последующую реакцию своего малыша. На порядок большее число девушек по сравнению с юношами отметили реакцию своего ребенка как «страх», тогда как больше юношей, чем девушек, увидели в глазах своего малыша «любопытство»!

В чем психологический и поведенческий смысл этих различных эмоциональных реакций? Страх ведет к страданию, отрицанию, прикреплению к безопасным объектам, бегству, отказу от конфронтации. А любопытство? Оно проявляет себя в возбуждении, стремлении к чему-то новому и неизведанному и сопровождается зачастую невольным движением вперед.

Так как фактически реакция, и та и другая, была придумана, можно сделать вывод, что некоторые личностные представления испытуемых, которыми они руководствовались в ходе эксперимента, классифицируются на основе их половых (гендерных) различий, что, в свою очередь, непременно влияет на всю их жизнь в целом. Таким образом, новоявленные «родители», по-разному определив эмоциональные реакции своих «детей», доказали тем самым, что разделяют фундаментальные предрассудки того самого гендерного стереотипизирования, о котором шла речь чуть выше и которое до сих пор еще составляет сущность пола, будь он женским или же мужским.

Подобные веками складывающиеся стереотипы подкрепляются литературными произведениями из жанра «Помоги себе сам». Чего стоит в этом смысле недавний бестселлер «Мужчины с Марса, женщины с Венеры», завоевавший популярность у десятков миллионов читателей (именно миллионами измеряется его тираж) и провозглашающий, что мужчины и женщины — это существа с разных планет, говорящие на разных языках! И все, что нам надо сделать, чтобы жить в мире и согласии, это осознать и принять данный «факт» и освоить предлагаемую книгой систему взаимоотношений!

Телевидение также нещадно эксплуатирует тему различий мужчин и женщин, производя множество телешоу на эту тему.

Авторы такого рода программ предпочитают сознательно не замечать огромного количества подтвержденных научными исследованиями фактов, говорящих нам о том, что у мужчин и женщин все-таки больше сходств, чем отличий. Видимо, общество и средства массовой информации заинтересованы в том, чтобы увековечить миф о существовании в мире созданий, непохожих внешне и имеющих сущностные различия. Так возникают и поддерживаются все новые и новые аргументы для политических, экономических, религиозных и социальных делений, в которых мужчина выступает в роли властелина и покровителя, а женщина вынуждена занимать позицию терпеливой мученицы.

Необходимо систематическое, объективное исследование, которое прояснило бы эту проблему. Шон Бурн написала именно такую книгу, которая существенно обогатила понимание роли и значения социально-психологических различий мужчины и женщины. Книга написана предельно доступным, увлекательным языком. Основываясь в своих исследованиях на неоспоримых фактах, автор книги с большим профессионализмом концентрирует внимание читателя на силе социальных норм и культурных традиций, оказывающих свое непрестанное давление на сознание человека и формирующих его взгляды, мнения, поведение, а порой и стиль жизни.

Шон Бурн пытается найти путь, который поможет человеку избавиться от тех ограничений, которые традиционный стереотип мышления накладывает на поведение и психологию мужчины и женщины и которые представляют собой по сути лишь условную принадлежность к тому или иному полу. Свобода от подобных предрассудков даст человеку возможность обрести душевное и физическое здоровье и способность наслаждаться всей полнотой жизни.

Наконец, позвольте мне остановиться еще на одном моменте, касающемся особенностей психологии мужчины и женщины. Общая психология долгое время игнорировала пол как базовый аспект человеческой природы, не только не исследуя его, но даже не упоминая в качестве дискуссионного вопроса. Социальная психология, в свою очередь, долгое время отказывалась признавать гендер как составляющую основу одного из самых сильных диалектических противоречий, определяющих взаимодействия людей в социуме.

Шон Бурн берет на себя сложную задачу — восполнить отсутствие серьезного социально-психологического анализа в современной науке. Ее книгу бесспорно можно отнести к ряду других выдающихся исследований по социальной психологии.

В момент написания предисловия 14 февраля 1995 года мне пришло в голову, что это День Святого Валентина, День Влюбленных.

И может быть, это действительно настоящее испытание для «Всепобеждающей Любви», ибо истинная Любовь, будь она направлена на ребенка, или же на человека противоположного пола, или же на своих родителей, не знает никаких ограничений и условностей, присущих человеческому сознанию «там», в том мире социума, который отстоит далеко от Истинного, живущего по законам Сердца и Любви. Почему бы человеку не освободиться навсегда от всяческих предрассудков и не жить, руководствуясь лишь этими добрыми и мудрыми законами?

Фил Зимбардо,

научный редактор

Предисловие

Изучение психологии мужчины и женщины и их отличий друг от друга имеет непосредственное отношение не только к человеку как таковому, но также ко всему обществу в целом.

Сколько должна зарабатывать женщина и сколько — мужчина? Кто должен нянчить детей, а кто — продвигаться по служебной лестнице? Как следует разделить домашние обязанности? И не является ли постановка подобных вопросов свидетельством неразрешимости данных проблем прежде всего для тех людей, которые ими обеспокоены?

Вопросы, связанные с особенностями пола человека и его психологическими различиями, в последнее время входят в число наиболее активно обсуждаемых в обществе. Ведь согласитесь, роль мужчины и женщины в общественной среде сегодня претерпевает значительные изменения. Но насколько глобальными должны быть эти перемены?

Данная проблема волнует умы многих современных социальных психологов, которые предвидят переоценку «гендерных» ценностей. Диспуты, споры, полемика разгораются среди ученых в самых разных направлениях гендерной психологии.

Насколько значимы, закономерны и оправданны различия мнений, суждений, действий «мужских» и «женских» групп на социально-психологическом уровне? Являются ли эти различия в большинстве своем следствием фундаментальной биологической разницы между мужчиной и женщиной или же они обусловлены в большей степени культурой, господствующей в обществе, определяющей его взгляды и диктующей соответственно свои законы и правила?

В этой книге я попытаюсь ответить на подобные вопросы, опираясь на детальное изучение экспериментальных данных.

Мы поговорим о существовании политических, экономических, религиозных и социальных разделений между мужчиной и женщиной, основанных на традиционной антитезе: мужчина — господин, женщина — терпеливая мученица. Кроме того, мы рассмотрим вопрос о том, какую же роль играют социальные нормы в создании и утверждении всевозможных обоснований для существования этих гендерных различий.

Авторы многочисленных популярных изданий преподносят нам свои взгляды на проблему различий психологии мужчины и женщины, однако подавляющее большинство этих книг базируется в основном только на личных впечатлениях автора и ни на чем более. Данная книга опирается на тщательный анализ многочисленных научных исследований. Более того, ее можно рассматривать как путеводитель по сложной и запутанной «местности» многочисленных гендерных экспериментов, гипотез и теорий. Эта книга вполне может стать хорошим источником тем для исследований или же послужить библиографическим справочником для профессорско-преподавательского состава вузов.

Замечу также, что данная книга, кроме того, адресована изучающим профессионально социальную психологию. В ней подробно разобраны многие вопросы современной социальной психологии, касающиеся особенностей мужского и женского полов в контексте проблематики гендера.

Несмотря на то что книга содержит довольно большое количество исследовательского материала, я старалась создать доступный для восприятия читателя текст, который бы способствовал самоанализу и развивал критическое мышление. Поэтому эту книгу, надеюсь, с удовольствием прочитает и обычный человек, просто интересующийся проблемой отличия мужской психологии от женской.

Неоценимой помощью в работе над книгой была поддержка, которую оказал мне мой сын Кейн. Кроме того, я благодарна за беседы своим друзьям Кэрол Стэнтон, Теду Огольцу, Элисон Конрад, Лоис Скрайвен, Норме Фиттон, Боббет Биллер, Дэвиду Карру и студентам Калифорнийского государственного политехнического университета в Сан-Луис-Обиспо (San Luis Obispo), которые помогли мне обнаружить материалы некоторых исследований. Выражаю также благодарность своей маме, Джейн Бурн.

Особую благодарность я хочу выразить Кимберли Вейч, Джастине Проберт, Дженет Бойтон, Кейти О'Нил, Акиле Майксону, Роджеру Билцу и Брайену Носеку.

Также я благодарна всем исследователям, имена которых встречаются на страницах данного издания, — их выдающиеся труды сделали мой путь в работе над книгой менее трудным.

Бодрости своего духа я во многом обязана редакторам Майклу Гамильтону (Mykol Hamilton), Дэвиду Майерсу (David Myers), Энн Вебер (Ann Weber) и Филипу Зимбардо (Philip Zimbardo).

Не хочу скрывать, что некоторые интересные идеи я получила от анонимных редакторов.

И наконец, мне хотелось бы поблагодарить представителя издательства McGraw-Hill Эндрю Поя, однажды невинно спросившего меня, не думала ли я когда-нибудь написать книгу.

Введение

Социальная психология гендера. Проблемы однообразия. Критические размышления о гендере. Пол versus гендер. Как устроена эта книга.

Гендер (Gender). В психологии — социально-биологическая характеристика, с помощью которой люди дают определение понятиям «мужчина» и «женщина». Поскольку пол (sex) является биологической категорией, социальные психологи часто ссылаются на те гендерные различия, которые обоснованы биологически, как на «половые».

Однажды художница Николь Холландер нарисовала такой маленький комикс: два персонажа с красными от мороза ушами стоят на улице в самый холодный день года. Один говорит: «Зачем мне шапка, мне холод нипочем». Второй: «Я не ношу шапки, она портит мне всю прическу». Кто из них мальчик, а кто — девочка? Вот уж не думаю, что вы, читатель, затруднитесь с ответом. Ведь каждая из приведенных фраз отражает общепринятый гендерный стереотип. В этой книге исследуется социально-психологическая природа гендерных ролей и стереотипов. А ведь от них зависят и наша самооценка, и восприятие окружающих, и выбор профессии, а в конечном счете, и все наше поведение.

Социальная психология гендера

Социальная психология — это наука, изучающая, как общество влияет на мысли, чувства и поведение отдельного человека. А ее подраздел — социальная психология гендера — занимается исследованием социальных норм, обусловливающих то, как реагируют на половые различия отдельный человек, группа или целое культурное сообщество. Пожалуй, что ни в одной области социальной психологии не найдется столь ярких примеров парализующей силы конформности, невозможности отойти от навязанных обществом ролей и присущих человеческому сознанию принципов обработки информации.

Конформность (Conformity). Тенденция изменять свое поведение или убеждения в результате реального или воображаемого давления группы.

Предрассудок (Prejudice). Неоправданно негативная установка по отношению к определенной группе и отдельным ее членам.

Дискриминация (Discrimination). Неоправданно негативное поведение по отношению к определенной группе и отдельным ее членам.

Самоуважение (Self-esteem). Всеобъемлющая оценка человеком самого себя, или чувство собственного достоинства.

Гендерная роль (Gender role). Набор ожидаемых образцов поведения (норм) для мужчин и женщин.

Стереотип (Stereotype). Мнение о личностных качествах группы людей. Стереотипы могут быть чрезмерно обобщенными, неточными и резистентными к новой информации.

Социальная психология гендера — это широчайшее поле для изучения установок, предрассудков, дискриминации, социального восприятия (social perception) и самовосприятия (self-perception), самоуважения, возникновения социальных ролей и норм.

Сегодня ситуация сложилась так, что практически любое социально-психологическое исследование гендера очень политизировано, роль науки скорее состоит здесь не в изучении мира, а в продвижении принципа равноправия полов. Впрочем, это закономерно, ведь социальная психология гендера во многом совпадает с целями феминистского движения, хотя последнее занимается скорее политическим, экономическим и социальным равноправием мужчин и женщин (Hyde, 1991).

Лотт отметил, что социальная психология в любом случае пересекается с гендерными исследованиями, поскольку «изучать условия, которые формируют и поддерживают социальное поведение, означает изучать то, как культура выстраивает гендер» (Lott, 1991, р. 506).

Однако, изучая стереотипы, предрассудки и дискриминацию, социальная психология вплоть до конца 60—70-х годов практически игнорировала гендерные отношения и даже не рассматривала женщин как дискриминируемую социальную группу.

Гендерные исследования сдвинулись с мертвой точки лишь когда в науку пришло новое поколение — целая плеяда вдохновленных феминистским движением женщин, которые работали в научных программах по социальной психологии для выпускников вузов. Они на собственном опыте прочувствовали, что значит находиться на правах меньшинства: даже просто получить возможность участия в этих программах и то стоило огромного труда — ведь они не были мужчинами.

Есть несколько подходов к описанию социальной психологии гендера. В этой книге, чтобы создать связную социально-психологическую картину гендера, я использовала концепции как социальной психологии, так и других областей науки, например психологии развития (developmental psyhology).

Проблемы однообразия

Экспериментальный метод (Experimental method). Стратегия исследования, в ходе которой экспериментатор манипулирует одной или большим количеством независимых переменных под тщательным контролем, а также наблюдает за тем, как эти манипуляции воздействуют на другую (зависимую) переменную.

Независимая переменная (Independant variable). Экспериментальный фактор, которым манипулирует исследователь.

Зависимая переменная (Dependant variable). Изменяемая переменная, получившая свое название благодаря тому, что она может зависеть от манипуляций независимой переменной.

До 1970-х гг. большинство экспериментов, проводимых социальными психологами, были объединены тем, что в роли испытуемых выступали только студенты старших курсов, белые мужчины. Конечно, они численно преобладали в колледжах и, соответственно, были более доступны для исследования. Кроме того, изучать поведение белых мужчин было важно, поскольку именно из них формировалась общественная элита. Белые мужчины составляли в то время и большинство социальных психологов, и, возможно, те просто подбирали для исследований людей, с которыми наиболее комфортно себя чувствовали, таких же, как они сами.

В экспериментальном методе, который использовали социальные психологи, чрезвычайно важную роль играл контроль (experimental control): все факторы, кроме интересующего в данном исследовании (независимой переменной), должны были иметь постоянную величину.

Когда группы, отличавшиеся друг от друга только по независимой переменной, обнаруживали различие в каком-либо типе социального поведения (зависимая переменная), экспериментатор делал вывод, что это следствие изменения независимой переменной. Гендер и этническая принадлежность рассматривались как побочные или «зашумляющие» переменные (nuisance variables). Чтобы их влияние не искажало результаты, во всех экспериментальных группах использовались только белые мужчины (McHugh, Koeske & Frieze, 1986). Сегодня контроль такого типа все еще применяется достаточно широко, но в качестве испытуемых берут и мужчин, и женщин, а гендер обычно анализируют как дополнительную независимую переменную.

К сожалению, основную массу испытуемых продолжают составлять студенты и учащиеся колледжей, которые мало отличаются друг от друга по возрасту, культуре, социальному статусу, этнической принадлежности.

Это ограничение области исследований остается нерешенной проблемой для социальной психологии, и в частности, для социальной психологии гендера.

Несмотря на то что в последние несколько лет психологами был опубликован целый ряд работ, посвященных пересечению культур, ни одна из них, насколько я помню, не содержит раздела, посвященного кросс-культурной гендерной психологии. Я посвятила одну главу кросс-культурным аспектам гендера, а также включила в книгу небольшое исследование по психологии гендера в различных американских субкультурах.

Критические размышления о гендере

Данные социальной психологии всегда более надежны, чем обывательские представления о человеческом обществе, которые основаны на одном лишь здравом смысле и нередко искажены нашими ожиданиями и существующими убеждениями. Утверждения, которые вы найдете в этой книге, основаны на результатах многочисленных исследований человеческого поведения, а подавляющее большинство фактического материала ранее опубликовано в специальной литературе. Полные данные об источниках приводятся в библиографии. Я настоятельно рекомендую вам подробно ознакомиться с теми из них, в которых говорятся вещи, противоречащие вашим представлениям о мужчинах и женщинах.

Опыт показывает, что мы склонны неправильно интерпретировать статистические данные (Nisbett & Ross, 1980). Надо помнить: несмотря на то, что у большинства «правил», касающихся человеческого поведения, есть исключения, в целом эти правила остаются верными. Когда психологи говорят, что, по результатам исследования, женщины делают почти всю работу по дому, даже если заняты на службе полный рабочий день, надо отдавать себе отчет, что есть исключения. Но если вы даже знаете что-то, противоречащее выводу, сделанному в исследовании, это еще не означает, что в целом вывод неверен. Важно также понимать, что когда психологи говорят о значимо различающихся группах, то для определения этого они используют статистические методы, а не просто приходят к такому выводу, внимательно рассмотрев каждую группу.

Десять лет назад, когда мое знакомство с психологией гендера только начиналось, я не слишком много размышляла об этих вопросах.

С тех пор я изучила сотни отчетов о гендерных исследованиях. Теперь, на основе всего этого, я убеждена, что гендерные различия создаются в рамках социума, традиционные гендерные роли ограничивают и мужчин, и женщин, а из-за присущих нам стратегий обработки информации мы воспринимаем гендерные различия куда более обширными, чем они есть на самом деле. Но остерегайтесь верить мне на слово, как, впрочем, и немедленно отвергать мои слова, если вы считаете, что я не права. Прочтите эту книгу и, перед тем как отбросить мои аргументы, серьезно обдумайте собственную позицию. Попробуйте представить ваши возражения в виде четких аргументов, а лучше всего — найдите хорошее экспериментальное подтверждение своего мнения. Даже если вы не встанете на мою точку зрения, дойдя до конца книги, я искренне надеюсь, что она заставит вас осмыслить вопросы гендера критически.

Пол versus гендер

Когда вы будете читать эту книгу, то, конечно, заметите, что я постоянно использую слово «гендер» вместо слова «пол». Психологи предпочитают употреблять термин «гендер», подчеркивая тем самым, что многие различия между мужчинами и женщинами создаются культурой, тогда как слово «пол» подразумевает, что все различия являются прямым следствием биологического пола (Gentile, 1993; Unger & Crawford, 1993). Кроме того, слово «гендер» позволяет в некоторых случаях добиться большей ясности; например, если бы я назвала эту книгу «Социальная психология пола» (The Social Psychology of Sex), у читателя могло сложиться неверное представление о ее содержании. Однако бывают случаи, когда более подходящим оказывается слово «пол».

До (Deaux, 1985, 1993) указывала, что слово «пол» следует использовать для описания демографических категорий (например, в опросном листе приемлем пункт: «Ваш пол?»). Однако когда делаются умозаключения о природе мужественности или женственности, она рекомендует применять слово «гендер».

Унгер (Unger, 1988) отметила, что определение пола обычно включает в себя черты, непосредственно обусловленные биологическим полом, тогда как гендер подразумевает те аспекты мужского и женского, причины возникновения которых еще не известны. Проблема в том, говорит она, что причинно-следственная связь не всегда очевидна и может быть вызвана как биологическими, так и социальными факторами. Вопрос терминологии еще не разрешен учеными, поэтому у авторов принято с самого начала определять свой выбор. В этой книге я следую рекомендациям До и использую понятие «пол» только как демографическую категорию, основанную на биологическом поле. В остальных случаях я применяла термин «гендер», отражающий социально обусловленную природу мужского и женского.

Если мы включаем в понятие биологического пола хромосомный набор, гормоны и строение гениталий, то на самом деле существует больше двух полов (Унгер, 1988).

Как устроена эта книга

Первая глава рассказывает о том, что многие гендерные отличия, которые мы привыкли считать биологическими, на самом деле вызваны социальными нормами. Здесь же обсуждаются процессы, при помощи которых мы учимся «правильному» гендерно-ролевому поведению, и мотивы, заставляющие нас придерживаться этого поведения.

Во второй главе речь пойдет об изучении гендерных отличий в проявлении математических способностей, эмоций и т. д. Эти отличия, традиционно изучаемые социальными психологами, далеко не так всеобъемлющи, как хотело бы нас уверить общественное мнение, и из года в год продолжают сокращаться. А если детально рассмотреть общественные нормы и социализирующие действия, то станет понятна и значительная часть оставшихся различий.

В третьей главе рассматриваются ограничения, накладываемые традиционными гендерными ролями на женщин, а в четвертой — ограничения, накладываемые на мужчин. Я обнаружила, что размышления над этими ограничениями и природой гендерных ролей побуждают людей обратить внимание на то, как гендерные роли влияют на их собственную жизнь, и попробовать изменить ее к лучшему.

В пятой главе гендер описывается как социальная категория. Будут рассмотрены некоторые психологические механизмы, являющиеся базой для создания гендерных стереотипов, и то, каким образом они мешают обществу изменяться.

Шестая глава посвящена восприятию гендера в различных культурах. Подавляющее большинство исследований по проблеме гендера психологи проводили на евроамериканцах из США, тогда как кросс-культурный анализ дает возможность изучить роль культуры в создании гендерных различий.

В седьмой, заключительной, главе обсуждаются изменения гендерных ролей, области, в которых такие перемены уже произошли, препятствия, стоящие на пути перемен, и способы, которыми можно вызвать необходимые перемены.

Культура (Culture). Понятия, установки, обычаи и особенности поведения, общие для большой группы людей и передающиеся от поколения к поколению.

Глава 1. Гендерные различия и социализация

Почему женщины не рождены ходить по магазинам, а в мужчинах биологически не заложена вера в фею из прачечной

Социальные нормы и гендерные различия. Роль нормативного давления. Гомосексуальность как нарушение гендерных норм. Роль информационного давления. Конформность — экономия мысли. Подчинение гендерным нормам: уступчивость, одобрение или идентификация? Дифференциальная социализация. Дифференциальное усиление и дифференциальное подражание. Внесемейные источники гендерно-ролевой социализации. Андрогиния. Польза. Поло-ролевой опросник Сандры Бем. Споры по поводу опросника Сандры Бем и концепции андрогинии. Заключительные замечания. Резюме

Юмористические эстрадные монологи часто строятся на различиях между мужчинами и женщинами. Например, Элайн Бузлер однажды сказала: «Я знаю, как можно поднять женщин в атаку. Просто сообщите им, что парни на той стороне говорят, будто они в своей униформе выглядят толстыми». Другой юморист, Дэйв Барри, заметил: «Современный мужчина знает, что должен быть для женщины чутким и заботливым партнером, поэтому радикально меняет стиль жизни. Например, не забывает вынимать из карманов грязные носовые платки, перед тем как оставить свои брюки на полу — для феи из прачечной» (Barry, 1991). Если мы задумаем поменять пол действующих лиц в этих шутках, они вообще потеряют смысл: шутки работают, потому что отражают общепринятые в нашей культуре представления о различиях между мужчинами и женщинами.

Большинство людей считают, что гендерные различия в поведении и социальных ролях вызваны биологическими отличиями между полами.

Для среднего человека гендерные различия представляются результатом работы природных сил, а не воспитания. Социальные психологи допускают существование ряда биологических отличий между мужчинами и женщинами, но уверены в том, что ими нельзя объяснять гендерные различия, и в том, что биологические отличия полов довольно слабо влияют на поведение. Цель этой главы — показать, что многими гендерными отличиями мы обязаны скорее культуре и социализации, чем врожденным различиям между мужчинами и женщинами.

Возьмем для начала моего сына Кена. У него короткая челка, а сзади — длинный «хвост», который достает мальчику до середины спины. По поводу прически Кен непреклонен и порой говорит: «Без моего хвоста я бы на себя не был похож». Между тем хвост Кена создал ему целый букет социальных проблем. Все время, пока он ходил в детский сад, потом в первый и второй класс (во время написания этих строк он уже во втором), Кен время от времени возвращался домой расстроенный и сообщал: «Тот-то и тот-то говорит, что я похож на девчонку». Вдобавок Кен играет с девчонками-сорванцами, и многие мальчики критикуют его за то, что он «слишком хорошо относится к девчонкам». Из того, как эти вещи говорились, ему стало ясно, что и его прическа, и поведение в отношении девочек неприемлемы для большинства других детей. Такого социального неодобрения часто бывает достаточно, чтобы заставить ребенка изменить свое поведение так, чтобы оно удовлетворяло социальным ожиданиям для его пола.

Когда Кен в первый раз столкнулся с этим в детском саду, он спросил меня, почему мальчики и девочки должны носить разную одежду и играть в разные игры. Представьте себе, что Кен спрашивает об этом вас. Возможно, вы ответите: «Ну, так уж заведено, и если ты не хочешь, чтобы над тобой смеялись или считали тебя странным, то, наверное, придется делать как все». Другими словами, вы сообщите Кену, что действительно для женщин и мужчин существуют разные нормы и, чтобы получить одобрение общества, человеку лучше им следовать.

Социальные нормы и гендерные различия

Социальные нормы — это основные правила, которые определяют поведение человека в обществе. По мнению социальных психологов, объяснение многих гендерных различий следует искать не в гормонах и хромосомах, а в социальных нормах, приписывающих нам различные типы поведения, аттитюды [от англ. attitude - отношение (к чему-либо)] и интересы в соответствии с биологическим полом. Наборы норм, содержащие обобщенную информацию о качествах, свойственных каждому из полов, называются половыми или гендерными ролями. Часть этих социальных норм внедряется в сознание через телевидение и популярную литературу, ряд других мы получаем непосредственно, например испытывая неодобрение со стороны общества, когда отклоняемся от ожидаемого гендерно-ролевого поведения.

Представление о том, что значительная часть нашего поведения напрямую зависит от социальных норм и социального контекста, давно принято наукой. Я даже думаю, что это величайшее достижение социальной психологии.

Игли (Eagly, 1987) выдвинула предположение, что гендерные стереотипы, в сущности, являются социальными нормами. Это означает, что у всех нас есть представления о том, что мужчинам и женщинам свойственны определенные наборы конкретных качеств и моделей поведения, что подавляющее большинство людей придерживается этой же точки зрения и что обычно мы отдаем себе отчет, какое именно поведение считается правильным для представителей того или иного пола. Социальные психологи считают, что две основные причины, из-за которых мы стараемся соответствовать гендерным ожиданиям,— это нормативное и информационное давление. [Эти термины ввели Дойч и Жерар (Deutsch и Gerard) в 1955 г.]

Роль нормативного давления

Термин «нормативное давление» (normative pressure) описывает механизм того, как человек вынужден подстраиваться под общественные или групповые ожидания (социальные нормы), чтобы общество его не отвергло. Нормативное давление очень важно в нашей приверженности гендерным ролям.

Ряд исследований показали, что несоответствующее гендерной роли поведение особенно сильно вредит популярности среди мальчиков (Berndt & Heller, 1986; Huston, 1983; Martin, 1990) и что родители негативно реагируют на игры своих детей, характерные для противоположного пола (Fagot, 1978; Langlois & Downs, 1980).

К сожалению, роль нормативного давления в желании соответствовать гендерным ролям пока мало изучена у взрослых людей. В одном исследовании (O'Leary & Donoghue, 1978) было обнаружено, что учащиеся колледжа находят допустимым, когда человек ведет себя как лицо противоположного пола, но результаты двух других исследований показали, что несоответствующее гендерным ролям поведение приводило к снижению популярности (Berndt & Heller, 1986; Tilby & Kalin, 1980).

Размышляя о роли нормативного давления в стремлении людей соответствовать гендерным ролям, я неизменно вспоминаю своего знакомого по имени Клифф. Учась в колледже, я подрабатывала официанткой, и мы с Клиффом оказались в одной смене. В то время он с головой погрузился в изучение гендерных ролей и решил в качестве эксперимента нарушить одну-две гендерных нормы. Начал пользоваться розовым лаком для ногтей и губной помадой, а впоследствии иногда обслуживал клиентов, надев юбку. Мы отслеживали, как отражался его внешний вид на чаевых. Как только Клифф нарушал гендерные нормы в отношении одежды, то тут же получал в наказание меньше чаевых. Порой даже вмешивалась администрация, которая требовала, чтобы он носил брюки и использовал меньше косметики.

Верите ли вы, что за отклонение от гендерной роли вам грозят социальные наказания? Случались ли у вас трудности при попытке нарушить свою гендерную роль? Многие женщины опасаются, что их могут посчитать слишком агрессивными (и назвать «стервой»), а мужчины боятся, что если они будут слишком внимательны к своей партнерше, то друзья начнут считать их «слюнтяями». Вспомните, сколько существует пренебрежительных слов, которые используются применительно к одному из гендеров и отражают разницу в нормах для мужчин и женщин.

Наказание за отказ следовать гендерным ролям может быть жестоким. Аятолла Хомейни, правитель Ирана с 1979 до середины 1980-х гг., отменил все законы, дающие женщинам хоть какие-то права, и приговорил к смертной казни в общей сложности 20 тысяч женщин, которые не соблюдали четкие правила, регламентирующие их одежду и поведение (French, 1992). В рамках ультраортодоксального иудаизма (который не исповедуют большинство евреев) с женщинами, которые отказывают в сексе своим мужьям или пренебрегают исполнением работы по дому, можно развестись без их согласия и лишить их всех прав на детей. Хасидские мужчины напали на группу паломниц во главе с женщиной-раввином, несущей Тору, которые хотели совершить поклонение перед Стеной Плача в Иерусалиме,— хасиды полагают, что женщинам не дозволено надевать шали, предназначенные для религиозных церемоний, и даже прикасаться к Торе. Более чем у 20 миллионов женщин во всем мире половые органы изувечены в результате клитородэктомии [хирургическая операция, состоящая в удалении клитора и малых половых губ] и других операций, направленных на то, чтобы навсегда уничтожить возможность оргазма или сохранить девственность [чтобы гарантировать отсутствие добрачных сексуальных связей, малые половые губы сшиваются еще в детском возрасте, а вырезаются непосредственно перед свадебным обрядом].

Несмотря на жуткую боль и длительные физиологические проблемы, сопровождающие подобные манипуляции, эта практика продолжает существовать, потому что мужчина не возьмет в жены не изувеченную девушку, а девушка, чтобы выжить, должна выйти замуж (French, 1992). Если женщина хочет получить поддержку в своем обществе, то должна пройти этот уродующий обряд. В таких религиозных общинах на территории Соединенных Штатов, как Римско-Католическая церковь и Церковь Святых Последнего Дня, женщин принуждают следовать традиционным гендерным ролям под угрозой отлучения. А в некоторых протестантских общинах женщин, усомнившихся в необходимости слепого подчинения мужчинам, навещает категорично настроенный пастор, который разубеждает их, показывая в Библии отрывки, подтверждающие подчиненное положение женщины.

Гомосексуальность как нарушение гендерных норм

Важность гендерных норм в современном американском обществе и последствия неподчинения им хорошо иллюстрируются присущей множеству людей реакцией на проявления гомосексуальности. Например, организаторы традиционного парада в честь Дня св. Патрика в Бостоне в 1994 г. предпочли совсем отменить парад, нежели подчиниться решению суда, по которому геи могли принимать в нем участие. С самого раннего возраста социум учит, что мы должны вступить в брак с представителем противоположного пола, иметь с ним детей и усвоить ролевые взаимоотношения особого рода, касающиеся другого гендера. Люди, которые не заводят детей, не вступают в брак, равно как и те, кто имеет романтические и/или сексуальные отношения с человеком своего гендера, часто рассматриваются как нарушители гендерных ролей и подвергаются серьезному социальному принуждению.

Для многих гомосексуальность представляется максимально возможным нарушением гендерных норм. Кайт и До (Kite & Deaux, 1987), а также Тэйлор (Taylor, 1983) обнаружили, что стереотипы гетеросексуалов в отношении гомосексуалов отражают «теорию сексуальной инверсии», которая допускает, что гомосексуалы подобны гетеросексуалам противоположного пола.

Теория сексуальной инверсии (Inversion theory of sexuality). Предположение, согласно которому гомосексуал подобен гетеросексуалу противоположного пола. Склонность к поведению, соответствующему противоположной гендерной роли, рассматривается в рамках этой теории как признак гомосексуализма.

Однако исследования показывают, что такие взгляды далеки от реального положения дел (Peplau & Gordon, 1983; Taylor, 1983; Viss & Burn, 1992). Например, один из общепринятых стереотипов, касающихся гомосексуальных взаимоотношений, состоит в том, что один партнер исполняет традиционную мужскую роль, а другой — женскую. Но результаты исследований указывают на то, что в большинстве пар геев и лесбиянок оба партнера и зарабатывают деньги и равноценно распределяют между собой домашние дела (Blumstein & Schwartz, 1983; Kurdek, 1993; Peplau & Gordon, 1983). Люди с традиционными поло-ролевыми аттитюдами, как правило, хуже относятся к гомосексуалам (Black & Stevenson, 1984; Dew, 1985; Herek, 1984; Holtzen & Agresti, 1990; Krulevitz & Nash, 1980). Предположительно, те, кто высоко ценит традиционные гендерные роли, плохо относятся к гомосексуалам, оттого что видят в них людей, уклоняющихся от соответствующей биологическому полу роли (Taylor, 1983).

За нарушение социальных норм приходится дорого платить. Для гомосексуалов это может принимать форму физического насилия, дискриминации при приеме на работу, разрыва личных отношений, унизительных прозвищ и насмешек. На протяжении почти всей истории США гомосексуальное поведение было законодательно наказуемо, и в рамках закона до сих пор нет равноправия между гомо- и гетеросексуалами. Так, в решении по процессу «Бауэре против Хардвика» (1986) Верховный суд постановил, что фундаментальное право на неприкосновенность частной жизни не распространяется на такую область частной жизни, как гомосексуальное поведение по обоюдному согласию. Леонард (Leonard, 1991) описывает множество судебных процессов, на которых гомосексуальность рассматривалась как преступление.

Американская психиатрическая ассоциация исключила гомосексуальность из списка психических расстройств лишь в 1974 г. Теперь психологи считают, что если у гомосексуалов возникают проблемы с душевным здоровьем, то нередко причиной этого следует считать скрытное существование, которое они вынуждены вести из-за неодобрительного отношения общества (Cain, 1991). (Это не означает, что у гомосексуалов хуже обстоят дела с душевным здоровьем, чем у остальной части населения,— результаты исследований не дают повода для подобного заключения; речь идет только об утверждении, что некоторая часть проблем, с которыми сталкиваются гомосексуалы, коренится в неодобрении общества.)

Исследователи отмечают, что когда человек, осознающий себя геем, понимает, в каком конфликте он оказался с идеалами общества, то это приводит к серьезной фрустрации (Hellwege et al., 1988; Thompson, 1992). Знание о том, что гомосексуальность неприемлема, ставит такого человека перед очень тяжелым выбором: признаваться перед людьми в своей инакости или скрывать ее. Признание может повлечь за собой стрессы, напряженность в отношениях с близкими, разрыв с ними, потерю работы (Cain, 1991), расставание с детьми.

Утаивание собственной гомосексуальности связано с не меньшими усилиями и стрессом. Обстановка секретности вызывает ощущение, что ты бесчестен, а то, что скрывается важная часть собственной идентичности, не дает возможности налаживать с людьми доверительные личные отношения (Cain, 1991).

Потенциальная опасность общественной травли — важнейшее условие того, «выйдет» ли гей к остальным людям или будет жить тайной жизнью. В нескольких исследованиях обнаружилось, что озабоченность возможным отторжением со стороны общества — это основной фактор, побуждающий скрываться (Franke & Leary, 1991). Быть гомосексуалом в радикально ориентированном на гетеросексуальность обществе настолько трудно, что в ответ на заявление, что гомосексуальность — это их собственный выбор, некоторые геи возражают, что они ни за что не стали бы гомосексуалами, если бы действительно имели возможность выбирать: это слишком сложно в обществе, которое их не поддерживает (Fairchild & Hayward, 1989).

Отклонения от гендерной роли часто рассматриваются людьми как доказательство гомосексуальности. А ведь мальчики в Соединенных Штатах уже в четвертом классе используют слова вроде «педик» и «гомик», когда хотят оскорбить сверстников с низким статусом (Thorne & Luria, 1986). В ряде исследований (Deaux & Lewis, 1984; Storms et al., 1981) выяснилось, что люди склонны с большей вероятностью воспринимать тех, кто обладает чертами противоположного гендера, как гомосексуалов. Желание избежать этого позорного ярлыка частично объясняет пассивное подчинение гендерным ролям.

Исследователи доказали, что устойчивая ассоциация между неповиновением гендерным нормам и гомосексуальностью стала серьезным препятствием на пути каких-либо перемен в отношении общества к гендерным ролям (Phelan, 1993; Silber, 1990). Особенно негативно могут быть настроены к геям гетеросексуальные мужчины, потому что они глубже впитали традиционные роли и отклонение от мужской роли для них скорее ассоциируется с гомосексуальностью, чем отклонение от женской роли (Morin & Garfinkle, 1978; Whitely, 1990).

Конечно, геям стоит «выходить из подполья», просто для того чтобы уменьшить в обществе количество стереотипов, касающихся гомосексуалов (Viss & Burn, 1992). Но бесспорно, таким людям следует тщательно выбирать, признаваться ли вообще в своей гомосексуальности и если признаваться, то кому. Наше общество все еще изобилует значимыми антигомосексуальными предрассудками, и геи очень часто испытывают на себе негативные социальные последствия отклонения от своих гендерных ролей.

Роль информационного давления

Информационное давление (informational pressure) вызвано тем, что, расширяя наши знания о себе и о мире, стремясь понять, какой позиции следует придерживаться в тех или иных социальных вопросах, мы в большой степени опираемся не на собственный опыт, а на информацию, предоставляемую окружающими (Smith, 1982). Другими словами, иногда мы подчиняемся не просто из-за того, что боимся осуждения общества, а потому, что без направляющего воздействия других мы действительно не знаем, что думать, чувствовать и делать. При этом мы обращаемся за подсказкой к окружающим и следуем их примеру. Мы живем в цивилизации, которая создана людьми и без них не поддается пониманию. Исходя из этого, можно сказать, что полагаться на окружающих, чтобы расширить наши познания в социальных вопросах и о мире, в котором мы существуем, в целом способствует адаптации. Чалдини (Cialdini, 1993) отметил следующую особенность: чтобы определить, что именно является правильным, мы стараемся разузнать, что считают правильным другие, а свое поведение мы считаем правильным только до тех пор, пока наблюдаем его у окружающих (он назвал это социальной проверкой).

Социальная проверка (Social proof). Человек оценивает свое поведение как правильное, пока наблюдает такое же поведение у членов референтной группы.

Те же самые механизмы действуют применительно к гендерным ролям: когда мы смотрим вокруг и видим, как мужчины и женщины делают разные вещи, и слышим, как окружающие нас люди и средства массовой информации подчеркивают, насколько велика пропасть между мужчинами и женщинами, мы приходим к выводу, что так и есть на самом деле, и соответствуем этим ожиданиям. Мысль о том, что гендеры должны обладать и обладают массой отличий, настолько повсеместно укрепилась в нашей культуре, что неудивительно, если мы считаем ее верной. Далее в этой главе мы обсудим многочисленные каналы, по которым эта информация поступает.

Информационное давление в сочетании с нормативным принуждением частично объясняет силу влияния гендерных норм на наше поведение.

Аронсон (Aronson, 1992) предположил, что подчинение нормативному давлению вызвано нашим желанием нравиться окружающим, а подчинение информационному давлению — желанием быть правыми.

Конформность - экономия мысли

Человеческой психике свойственно экономить время и силы. Так и тенденция подчиняться социальным нормам фактически экономит мышление: все, что от нас требуется в определенной социальной ситуации,— это бездумно демонстрировать социально ожидаемое поведение. Роберт Чалдини в своей книге «Влияние» (Robert Cialdini, 1993) увлекательно аргументирует мысль о том, как велика роль социальных норм в упрощении нашей жизни и сокращении объема необходимых мыслительных операций. Подобная тенденция, отметил он, обычно работает в нашу пользу. Возможно, в раннем возрасте мы обнаруживаем, насколько проще жить, следуя социальным нормам, и научаемся делать это, практически не задумываясь. Часто так происходит и с гендерными нормами. Большинство людей принимают их бессознательно, даже не ставя под сомнение.

Подчинение гендерным нормам: уступчивость, одобрение или идентификация?

Хотя в подавляющем большинстве случаев нашей реакцией будет почти автоматическое подчинение социальным нормам, бесспорно, существуют ситуации, когда мы этого не желаем. Социальные психологи признают, что, если люди подчиняются, это совсем необязательно означает, что они согласны с социальным договором. Иногда мы изменяем свое поведение, чтобы привести его в соответствие с социальными нормами, даже если в действительности их не приемлем. Этот тип подчинения получил название уступчивость (желание избежать социального наказания и завоевать социальное одобрение), а основу его составляет нормативное давление.

Уступчивость (Compliance). Тип подчинения социальным нормам, когда человек не приемлет их, но приводит свое поведение в соответствие с ними, чтобы избежать наказания и получить социальное одобрение.

Одобрение, интернализация (Acceptance). Тип подчинения социальным нормам, когда человек с ними полностью согласен.

Идентификация (Identification). Тип подчинения социальным нормам, при котором человек повторяет действия ролевой модели.

Когда Диана посещает свою бабушку, то сталкивается с некоторыми неудобствами. Например, в этом доме принято, что женщины во время обеда подают мужчинам блюда, уносят их грязную посуду, занимаются уборкой. Диана не считает это правильным, но в доме своей бабушки делает,— ведь если она откажется, то обидит родственников. За столом Диана обслуживает своего мужа, который соответственно ей подыгрывает. Обычно муж Дианы не ждет, пока женщины обслужат его, но дома у бабушки подчиняется норме, оставаясь сидеть, вместо того чтобы помочь. Этот пример иллюстрирует важный признак уступчивости: если угроза наказания за неподчинение отсутствует, то поведение становится другим.

Нередко бывает, что внутренне мы полностью соглашаемся с нормами, которым подчиняемся. Такой тип подчинения называется одобрением или интернализацией. Когда я была еще совсем ребенком, мать практически полностью обслуживала моего отца и выполняла все его приказы, говоря, что так и должно быть, потому что «мужчины главнее женщин». При этом она не просто внешне подчинялась этой норме, но и внутренне принимала ее. Часто именно влиянию информации мы обязаны тем, что принимаем социальные нормы и модели поведения, не поддающиеся трансформации из-за того, что человек в них безоговорочно верит. Однако когда ситуация социального контекста меняется (например, если женщина начинает зарабатывать деньги), то человек тоже может измениться. Моя мать тоже изменилась и с тех пор больше не верит, что «мужчины главнее женщин» и что женщины должны делать всю работу по дому.

Третий тип подчинения, называемый идентификацией, имеет место, когда мы повторяем действия ролевых моделей просто потому, что хотим быть похожими на них. В качестве примера можно привести мальчика, который восхищается своим традиционно мужественным отцом и постепенно впитывает большую часть его взглядов. Одна из моих студенток описала, как в детстве идентифицировалась с героиней телевизионного сериала «Маленький дом в прерии», которую звали Мэри:

"До того как я начала смотреть «Маленький дом в прерии», меня, без сомнения, можно было назвать сорванцом. Положение дел изменилось, как только я начала смотреть «Маленький дом». Я стала все менять, лишь бы быть похожей на Мэри. Я никогда не видела Мэри в шортах или штанах, она всегда носила чистое платье. Тогда я тоже начала носить платья и стремилась быть аккуратной, чтобы не запачкаться.

Мэри старательно училась в школе, учитель любил ее, и, глядя на нее, я тоже стала усердно заниматься. Я с большей заинтересованностью начала относиться к работе по дому. Я видела, как Мэри помогает матери, и под влиянием Мэри тоже начала готовить и накрывать на стол, даже когда меня об этом не просили. Я помогала маме сортировать белье и взяла за привычку заправлять постель, поскольку заметила, что у Мэри постель всегда была аккуратно заправлена."

Как отметил Аронсон (Aronson, 1992), представления, связанные с идентификацией, могут измениться, если новая идентификация сменит предыдущую (например, вы можете начать идентифицироваться с группой сверстников больше, чем с отцом). Кстати, девушка, которая в детстве настолько идентифицировалась с персонажем «Маленького дома в прерии», некоторое время спустя стала идентифицироваться со своей матерью, деловой женщиной.

Ученые еще не знают, какой из процессов чаще заставляет людей подчиняться гендерным ролям: уступчивость, одобрение или идентификация. К сожалению, эта тема пока мало разработана, но, по данным нескольких исследований, и мужчины и женщины сильнее выражают свою приверженность гендерным стереотипам на публике, чем среди близких людей (Eagly & Crawley, 1986; Eagly et al., 1981; Eisenberg & Lennon, 1983). Это скорее указывает на уступчивость, чем на одобрение или идентификацию. Исследование мужской роли, в котором выяснилось, что традиционная мужественность находит слабое одобрение и поддержку (Burn & Laver, 1994; Thompson & Pleck, 1986), также указывает на важнейшую роль уступчивости в подчинении гендерной роли.

Нормативное и информационное давление отнюдь не исключают друг друга. Как утверждают Плеки соавторы (Pleck et al., 1993 b), именно те, кто одобряет и принимает традиционные гендерные роли (чаще в результате воздействия информационного давления), с большей вероятностью подвергаются социальному порицанию за их нарушение (нормативному давлению). И наоборот, со всех сторон обрушивающаяся на человека информация о том, как хорошо подчиниться гендерной роли, может повлечь за собой это подчинение даже при отсутствии одобрения. Прежде всего человек хочет, чтобы общество его принимало.

Люди в разной степени привержены традиционным половым ролям. Каган (Kagan, 1964) и Колберг (Kohlberg, 1966) отметили, что некоторые люди в высшей степени соответствуют физиологическим нормам для соответствующего пола — полотипизированы (sex-typed) (например, предельно женственные женщины и крайне мужественные мужчины). У них особенно сильна мотивация выдерживать все свое поведение в рамках гендерно-ролевых стандартов. Они подавляют в себе любое поведение, которое может быть расценено окружающими как несвойственное гендеру. Фрейбл (Frable, 1989) обнаружил, что такие люди с большей готовностью воспринимали гендерные правила, диктующие надлежащее поведение мужчинам и женщинам в данной культуре. Разные подгруппы в структуре общества, так же как отдельные люди, могут различаться по степени приверженности традиционным гендерным ролям. В некоторых религиозных общинах подчинение традиционным гендерным ролям щедро поощряется, тогда как в других предоставляется больше свободы. Джонс и Макнамара (Jones & McNamara, 1991) обнаружили, что у искренне верующих людей (в отличие от тех, для кого религия в первую очередь представляла собой источник комфорта) были более традиционные ценности в отношении женщин. Личностные отличия и разные способности не меньше влияют на приверженность к традиционным гендерным ролям. Так, математически одаренная женщина может продолжить свое обучение в области точных наук, хотя это и не приветствуется обществом, а маленький, тонкокостный мужчина вряд ли станет заниматься таким типично мужским видом спорта, как футбол.

Наконец, некоторые люди побывали в ситуациях, когда их отклонение от гендерных ролей вызвало сильный стресс — либо из-за того, что последовавшее наказание было действительно суровым, либо из-за того, что оно показалось таким, потому что произошло в период личностного дискомфорта. Люди с такими критическими переживаниями гендерной социализации могут хотеть подчиниться традиционным гендерным ролям, поскольку негативные переживания особенно ярко запечатлелись в их памяти. (Пока это не более чем гипотеза; я не встречала ни одного исследования, которое проверяло бы ее.) Например, одна из моих студенток рассказывала, что ее отцу при рождении дали имя Мишель, а дядю назвали Николь. Когда они выросли, это вылилось в забавную ситуацию. По ее словам, это два самых больших мачо из всех, кого она видела в жизни (между прочим, они сменили имена на «Майкл» и «Ник»). Не исключено, что такая приверженность традиционной мужской роли частично была реакцией на насмешки, которым они подвергались в детстве. Некоторые из моих студенток описали, как, сделав себе короткую стрижку, они через некоторое время прикладывали все усилия, чтобы соответствовать женской роли. Вот рассказ одной из них:

"Мне было восемь лет. В школе намечался карнавал, я одновременно и очень хотела пойти, и волновалась, а мама сказала, что отпустит меня, только если я сделаю прическу. Отец не пожалел денег и отвел меня к своему собственному парикмахеру сделать модную стрижку. Но когда я пришла на карнавал и встретила там маму, она бросилась в слезы и страшно накричала на отца за то, что тот «позволил парикмахеру обкорнать ребенка». И еще четыре недели меня как минимум раз в день принимали на улице за мальчика. Именно тогда я и решила, что никогда больше не буду похожей на мальчишку, отрастила длинные волосы и стала носить только платья. Меня потрясло, когда в выпускном классе все сошлись во мнении, что у меня «скорее всего, будет десять детей»."

Дифференциальная социализация

С точки зрения социальной психологии, гендер находится под сильным влиянием как культурных норм, устанавливающих, что должны делать мужчины, а что — женщины, так и социальной информации, внушающей людям, насколько велика разница между мужчинами и женщинами. Теория нормативного и информационного давления частично объясняет, каким образом мы учимся этим нормам и что заставляет нас придерживаться их. В этой главе будет обсуждаться гендерно-ролевая социализация, процесс, в ходе которого мы научаемся тому, что социально приемлемо для мужчин и для женщин. Несмотря на то что многие из представленных здесь идей присущи скорее психологии развития, чем социальной психологии, они с полным правом заняли свое место в социальной психологии гендера.

Специалисты, занимающиеся психологией развития, обозначают термином дифференциальная социализация процесс, в ходе которого мы учим мужчин и женщин, что есть вещи, которые свойственны одним и несвойственны другим, в зависимости от пола обучаемого.

Социализация (Socialization). Процесс, посредством которого человек обучается соответствующим моделям поведения в обществе, ценностям и т. д.

С позиций сформулированной Колбергом (Kohlberg, 1966) теории когнитивного развития (cognitive-developmental theory) гендера, вся информация, касающаяся гендерного поведения, отражается у нас в сознании в виде гендерных схем (gender schemas). В них содержится все, что данный человек знает о гендере. Акцентируя наше внимание на отдельных вещах, гендерные схемы влияют на переработку информации и, кроме того, оказывают воздействие на память, так как легче запоминается та информация, которая вписывается в рамки уже имеющихся представлений. Психология развития рассматривает гендерные схемы у детей, тогда как сферу интересов социальных психологов составляют гендерные схемы и их роль в создании гендерных стереотипов у взрослых. Когнитивные аспекты гендера будут достаточно широко рассмотрены в главе 5. В 6-й главе мы узнаем, что дифференциальная социализация — явление панкультурное: девочек и мальчиков во всех культурах социализируют по-разному.

Зачатки дифференциальной социализации можно увидеть еще до рождения ребенка. Как вы думаете, почему будущие родители хотят знать, кто у них будет — мальчик или девочка? Почему окружающие тоже хотят быть в курсе? (Отчего беременную женщину все постоянно спрашивают, кто у нее будет и кого она хочет — мальчика или девочку?) Эти пытливые умы интересуются полом ребенка только потому, что, в зависимости от гендера, представляют себе детей по-разному. Родители хотят знать пол ребенка, поскольку от этого будет зависеть, как они его назовут, какую одежду, игрушки и украшения будут покупать, чем будут с ним заниматься. Исследование (Shakin et al., 1985), проведенное в пригородных универмагах, показало, что одежда 90% детей была типична для их пола по стилю или цвету. В Мексике родители прокалывают уши и вешают серьги своим маленьким дочерям, чтобы окружающие не ошибались относительно пола ребенка. В американской культуре наших дней для новорожденных девочек очень популярны эластичные ленты с бантами. Как станет ясно по ходу чтения этой книги, гендер — это чрезвычайно важная социальная переменная. И родителям очень не хочется, чтобы окружающие допускали ошибку в отношении пола их детей.

Дифференциальное усиление и дифференциальное подражание

Два основных механизма, осуществляющие дифференциальную социализацию,— это дифференциальное усиление и дифференциальное подражание (Mischel, 1970). О дифференциальном усилении (differential reinforcement) мы говорим, когда приемлемое гендерно-ролевое поведение вознаграждается, а неприемлемое — наказывается, при условии, что поощрение или наказание человека за определенные модели поведения, интересы и т.д. зависит от его биологического пола.

Вознаграждение часто выступает в форме общественного одобрения. И наоборот, всякое отклонение от модели поведения, которая в нашей культуре считается соответствующей гендерной роли, в большинстве случаев наказывается социальным неодобрением. Например, в ряде исследований было показано, что мальчики, которые, вопреки нормам, играют не только с детьми одного с собой пола, больше подвергаются насмешкам со стороны сверстников и менее популярны в их среде, чем те, кто подчиняется поло-ролевым стереотипам (Berndt & Heller, 1986; Steriker & Kurdek, 1982). Перри и его коллеги (Perry et al., 1989), наблюдая за школьниками с 4-го по 7-й класс, обнаружили, что мальчики ожидают меньшего порицания от родителей за агрессивное поведение, чем девочки. Литтон и Ромни (Lytton & Romney, 1991) сопоставили при помощи статистических методов результаты исследований родительской дифференциальной социализации, проведенных с 1966 по 1986 г., и пришли к выводу, что родители поощряют у своих детей типичные для гендера занятия.

Дифференциальное усиление (Differential reinforcement). Процесс социализации, в ходе которого приемлемое для данного общества поведение поощряется, а неприемлемое наказывается социальным неодобрением.

Уже в 3 года дети с уверенностью относят себя к мужскому или женскому полу (это называется гендерной идентификацией (gender identification)). В это время дети начинают замечать, что мужчины и женщины стараются по-разному выглядеть, заниматься разной деятельностью и интересоваться разными вещами. Часто взрослые непреднамеренно стимулируют гендерную идентификацию, регулярно упоминая гендер ребенка («какой(ая) хороший(ая) мальчик/ девочка») или говоря детям: «мальчик/девочка так делать не должен(а)». К 7 годам, а часто даже в 3—4 года, дети достигают гендерной константности (gender constancy) — понимания, что гендер постоянен и изменить его невозможно (Bem, 1989; Emmerich et al., 1977; Martin & Halverson, 1983 b). Еще до того, как пойти в начальную школу, дети проявляют достаточно серьезные знания о гендерных различиях в игрушках, одежде, действиях, объектах и занятиях (Serbin et al., 1993).

Как только завершается гендерная идентификация и ребенок начинает замечать различия, существующие между мужчинами и женщинами, у него обычно проявляется повышенное внимание к ролевым моделям, обладающим тем же полом, что и он сам, обусловленное желанием быть самым лучшим мальчиком или девочкой. В ходе этого процесса, который Колберг в 1966 г. обозначил термином социализация Я (self-socialization), мальчики обычно подражают поведению мужчин, а девочки — поведению женщин. Описанное явление называется дифференциальным подражанием (differencial modeling), и оно согласуется с теорией социального научения (social learning theory) (Bandura, 1977), которая постулирует, что мы можем научиться различным типам поведения путем наблюдения за людьми и за тем, наказываются или поощряются их действия. Большинство мальчиков в возрасте от двух до трех лет пробуют надевать мамины туфли, играть с ее косметическими принадлежностями, красить ногти лаком. Однако когда завершается процесс гендерной идентификации и мальчики достигают константности, то понимают, что все эти занятия предназначены для девочек, и начинают подражать поведению мужчин.

Дифференциальным подражанием объясняется, почему женщинам, как правило, нравится ходить по магазинам и заниматься подготовкой к праздникам, а мужчины этого избегают. Пока ребенок растет, он видит, что именно женщина занимается такими делами, и если ребенок — девочка, то это будет интересовать ее гораздо больше, чем если бы на ее месте был мальчик. То же самое относится и к остальной работе по дому, например к стирке. При помощи дифференциального подражания можно объяснить и тот факт, что мужчины чаще женщин смотрят по телевизору спортивные передачи.

Дифференциальное подражание (Differential modeling). Процесс социализации, в ходе которого человек выбирает ролевые модели в соответствующей ему с точки зрения общепринятых норм группе и начинает подражать их поведению.

Согласно Сметане и Летурно (Smetana & Letourneau, 1984), есть все основания предполагать, что гендерная константность побуждает детей искать социальные контакты, чтобы почерпнуть информацию о поведении, соответствующем их полу. Басси и Бандура (Bussey & Bandura, 1992) обнаружили, что поло-ролевое поведение маленьких детей контролируется извне, социальным давлением, но затем ребенок выстраивает свою собственную систему стандартов поведения. После того как это произошло, ребенок начинает контролировать поведение, используя санкции, которые он применяет к самому себе. Такая схема поведения описывается социально-когнитивной теорией гендерной саморегуляции (social cognitive theory of gender self-regulation).

Несмотря на то что дети получают информацию от представителей обоих гендеров (Maccoby & Jacklin, 1974), исследование показало, что они склонны воспроизводить в поведении именно те модели, которые соответствуют их гендеру (Martin & Halverson, 1981, 1983 а). Перри и Басси (Perry & Bussey, 1979) обнаружили, что дети наблюдают, насколько часто в поведении мужчин и женщин встречаются те или иные виды деятельности, а затем используют полученные знания для того, чтобы выстроить собственное поведение. Было выявлено, что ребенок вероятнее станет имитировать поведение взрослого, если считает, что эта модель точно отражает правильное гендерно-ролевое поведение. Именно поэтому дети тех, кто демонстрирует выходящее за рамки гендерно-ролевых стереотипов поведение, могут все же воспринять модели поведения, типичные для их гендерных ролей; наблюдая за другими взрослыми, они заключают, что поведение их родителей нестандартно, поэтому не имитируют его.

Многие рассказывали мне о людях, которые мечтали вырастить своего ребенка свободным от гендерных стереотипов, но в результате получали полную противоположность. По всей видимости, дело в том, заключали они, что биологические гендерные отличия оказались сильнее попыток родительской социализации. Однако необходимо помнить, что родители — это не единственные для ребенка социализирующие фигуры и не единственные его ролевые модели. Нельзя забывать и то, что гендерно-ролевая социализация — это процесс, продолжающийся в течение всей человеческой жизни, он отражает меняющиеся обстоятельства и новый опыт. На протяжении жизненного пути материалом для построения гендера служит вся система того, что в данной культуре связывается с мужественностью и женственностью (Lott & Maluso, 1993).

Наша культура мириадами способов доносит до каждого человека утверждение, гласящее, что мужчины и женщины — разные существа и должны таковыми оставаться. А ведь без помощи социальной информации предельно сложно разобраться в окружающем нас запутанном мире и существовать в нем. Иногда упомянутая информация поступает к нам непосредственно от окружающих, но в культуре есть для этой цели и специальные средства.

Представления о психологическом типе мужчин и женщин впитались в мифы и религию, сказания и письменную литературу. Герои и героини, реальные или вымышленные, несут в себе целый набор стереотипов, что делает их потенциальными поставщиками характеристик, присущих мужскому или женскому полу (Williams & Best, 1990 а, р. 240).

Внесемейные источники гендерно-ролевой социализации

Детская литература

Учителя, другие дети, родители других детей, книги, родственники, игрушки и телевидение — из всех этих источников ребенок узнает о поведении, которое расценивается обществом как соответствующее тому или другому гендеру. В большинстве исследований, касающихся сексизма в детской литературе, основное внимание уделялось анализу содержания текстов, а о его влиянии на поведение умалчивалось. Однако эксперименты показывают, что чтение книг, в содержании которых прослеживается половая стереотипизация, приводит к увеличению доли поло-типичного поведения в детских играх (Ashton, 1983).

Сексизм (Sexism). Индивидуальные предвзятые установки и дискриминирующее поведение по отношению к представителям того или иного пола; институциональная практика (даже если она не мотивирована предрассудком), выражающаяся в том, что представителям того или иного пола навязывается подчиненное положение.

Хотя недавние исследования (см., например, Purcell & Stewart, 1990) показали, что описания гендера в книгах, изданных после 1980 г., в достаточной степени изменились, но библиотеки все еще полны книгами, созданными до этого периода. А в них обычно преобладают персонажи мужского пола и женщины изображаются исключительно в роли хранительниц домашнего очага, тогда как мужчинам предоставлены все возможности (McDonald, 1989). Эти истории могут внушить детям, что мир, за исключением воспитания детей, принадлежит мужчинам, а женщины играют в нем подчиненную роль.

Крабб и Билавски (Crabb & Bielawski, 1994) провели анализ иллюстраций в детских книгах серии Caldecott Medal and honors, опубликованных в период с 1937 по 1989 г., с целью выявить изменения в гендерном маркировании предметов. Эти издания в большом количестве стоят и на полках книжных магазинов, и в библиотеках, поэтому авторы сочли, что они достаточно полно отражают литературу, которую в настоящее время читают американские дети. Гендерное маркирование того или иного объекта дает нам представление о том, кто его чаще использует — мужчины или женщины. Важность гендерного маркирования объясняется тем, что дети наблюдают, с какой частотой определенные действия производятся мужчинами и женщинами, и с большей вероятностью будут имитировать то поведение, которое сочтут присущим людям одного с ними гендера.

По результатам исследования, среди персонажей женского пола значительный количественный перевес был на стороне тех, кого изобразили с предметами, относящимися к домашнему хозяйству (кухонная утварь, метлы и т. п.), и это соотношение не менялось на протяжении 53 лет. Мужчин чаще предпочитали рисовать с орудиями труда (т. е. предметами, используемыми для работы вне дома). И в то же время доля мужчин, нарисованных с предметами домашней утвари б руках, заметно возросла. Результаты этого исследования недвусмысленно дают понять, что, за исключением возросшего числа мальчиков, нарисованных с предметами домашней утвари в руках, изображение в детских книгах различных видов труда, соотнесенных с тем или иным гендером, претерпело минимальные изменения.

Телевидение

Гербнер и Гросс (Gerbner & Gross, 1976) приписывали телевидению уникальную способность изменять фундаментальные представления о природе социальной реальности. Оно обладает этим даром благодаря тому, что не только отражает status quo, но и многократно преувеличивает существующие тенденции, телевизионные образы кажутся реальными, а людям доступно широкое использование телевидения и возможность выбора. Альберт Бандура (Bandura, 1969) высказал идею, что телевидение вполне способно соперничать с родителями и учителями в качестве источника ролевых моделей для подражания. Исследования показали, что средства массовой информации очень важны в гендерно-ролевой социализации, а анализ информации, поступающей к нам по телевизионным каналам, продемонстрировал, что телевидение создает стереотипные, традиционные образы мужчин и женщин. Одна из моих студенток написала о том, какое влияние оказал телевизионный сериал «Брэди и их друзья» (The Brady Bunch) на ее гендерно-ролевую социализацию. В первый раз этот сериал демонстрировался на телеканале ABC с 1969 по 1974 г., и время от времени его повторяют на других каналах.

"Когда я была ребенком, моим любимым занятием было раз за разом смотреть повторы мыльной оперы «Брэди». В то время я точно знала, что моя цель в жизни — стать совершенной женой, как Кэрол Брэди, иметь шесть или семь детей и позволить мужу обо мне заботиться. Когда я начала учиться в колледже, это все еще было моей целью. Собственно, только в прошлом году я всерьез задумалась о карьере и сменила специализацию с домоводства на психологию."

Синьорелли (Signorielli, 1989) провел анализ недельных выборок телевизионных программ, которые занимали в эфире лучшее время в период с 1969 по 1985 г., и обнаружил, что 71% появлявшихся на экранах людей и 69% главных героев — были мужчинами. Анализ тенденций выявил лишь незначительные изменения в этих пропорциях за 16-летний период. Женщины на телевидении были в среднем моложе, чем мужчины; обладали более привлекательной внешностью и мягким характером; их показывали в контексте романтических интересов, дома, семьи; они же чаще оказывались в роли жертвы. Из 10 замужних героинь только три имели какую-либо работу за пределами дома (в реальной жизни работают более половины замужних женщин), и даже если женщины работали, то им, как правило, отводились традиционные женские занятия. Мужчины же не только значительно чаще появлялись на экране, но и имели уважаемую в обществе профессию (адвокат, врач) либо подвизались в специфически мужской области деятельности, например полицейскими. Аткин и его коллеги исчерпывающим образом проанализировали и описали 555 телевизионных персонажей. По поводу женских ролей в их отчете говорится следующее: «Подавляющее большинство отражает мужские фантазии о полуодетой глупышке, которую необходимо спасти» (Atkin et al., 1991, p. 679).

Вандеберг и Штрекфусс (VandeBerg & Streckfuss, 1992) провели анализ 116 телевизионных программ, которые за две недели транслировались в лучшее эфирное время по одному из трех крупнейших американских телеканалов. По их подсчетам, ни в одной из этих программ соотношение мужских и женских ролей не превысило 2:1 (т. е. 65% мужчин и 35% женщин). При этом работающих женщин стараются значительно реже изображать принимающими решения, утверждающими рыночную политику корпорации, выполняющими социально и экономически результативную работу. Более того, исследователи отметили, что телевизионные героини, занимающие руководящие посты высокого уровня, как правило, унаследовали их от своих мужей или родственников. Несмотря на то что мужчины гораздо чаще появляются на телеэкранах и при этом их показывают более сильными личностями по сравнению с женщинами, образы мужчин также оставляют желать лучшего. Вандеберг и Штрекфусс заметили, что мужчин часто изображают жесткими, эгоцентричными, настроенными на агрессию и соперничество. Наконец, отрицательными персонажами предпочитают делать мужчин, тогда как женщин стремятся показать чуткими и добросердечными.

Дэвис (Davis, 1991) провел анализ всех телевизионных программ, вышедших в эфир весной 1987 г. Он насчитал значительно больше мужских персонажей, чем женских (65% против 35%). Кроме того, он обнаружил, что взрослые женщины в целом значительно моложе, чем взрослые мужчины (примерно на 10 лет), что женщина имеет в четыре раза больше шансов оказаться блондинкой, чем мужчина — блондином, и наконец, женщины в четыре раза чаще оказываются провокационно одетыми, чем персонажи мужского пола.

Согласно Таврис (Tavris, 1992), анализ телепередач, проведенный Бреттом Силверстайном (Silverstein) в конце 80-х гг., показал, что худых женщин на телевидении 69%, тогда как мужчин — всего 17,5%. Дэвис (Davis, 1991) высказал мнение, что из всего этого складывается портрет молодой, сексуально привлекательной женщины, которая во многих программах служит скорее украшением, чем действующим лицом. Дэвис приходит к выводу, что такой телевизионный образ внушает нам, что женщина ценится, пока она молода и удовлетворяет принятым в данной культуре понятиям о красоте и женственности. Спросите знакомых женщин, что они думают по этому поводу.

Стоит также остановиться на том, как изображают мужчин и женщин спортивные программы. Анализируя результаты исследования мужского образа в спортивных программах, Сабо и Янсен (Sabo & Jansen, 1992) пришли к выводу, что в спорте мужчины показаны доминантными, мужественными, значимыми, тогда как женщин показывают управляемыми, женственными и обесцениваемыми. В частности, они сообщают, что спортивные СМИ нередко низводят женщину до уровня сексуального объекта (ярким примером может быть печально известный выпуск Sports Illustrated о купальниках) и что от 85 до 95% времени, которое СМИ уделяют спорту, занимает информация о мужском спорте. Из видов спорта, в которых участвуют женщины, полнее освещаются в СМИ те, что более женственны, как, например, фигурное катание. Если анализировать содержание репортажей, то результаты весьма показательны. В репортажах о мужских видах спорта преобладают описания физической силы и доминирования. Когда речь идет о женском спорте, описание часто разворачивается вокруг внешнего вида, привлекательности, грации, а о силе практически не упоминается (Sabo & Jansen, 1992).

Контент-анализ (Content analysis). Метод систематизированной фиксации и квантификации единиц содержания в исследуемом материале, в частности, выявляющий случайные и неслучайные элементы (Бурлачук Л.Ф., Морозов С. М. Словарь-справочник по психодиагностике. СПб.: Питер, 1999).

Контент-анализ рекламных роликов на телевидении показал, что их создатели, изображая мужчин и женщин, также широко используют половые стереотипы. В исследованиях подобного рода (Bretl & Cantor, 1988; Lovdal, 1989) обнаружилось, что властный голос в рекламе всегда принадлежит мужчине, подавляющее большинство роликов с участием женщин рекламируют товары для дома, а диапазон занятий для мужчин в рекламных роликах в три раза шире, чем для женщин. Бретл и Кантор подсчитали, что средний американец в неделю успевает просмотреть примерно 714 рекламных роликов. Стрейт (Strate, 1992), проведя всеобъемлющий анализ рекламы пива, пришел к выводу, что подобные ролики эксплуатируют традиционный образ мужественности, указывая, что именно надо делать (в том числе и пить пиво), чтобы стать настоящим мужчиной.

Что говорят исследования об изменениях, которые претерпело изображение гендеров на телевидении? Аткин и его коллега (Atkin et al., 1991) выявили, что за 80-е гг. среди телевизионных ведущих возросло количество женщин. Более того, они указали на тот факт, что продюсерами большинства программ, где участвовали женщины, отклоняющиеся от стереотипов, были также женщины. Мур (Moore, 1992) провел анализ того, каким образом показывалась семья в программах, занимающих в эфирной сетке лучшее время. По его данным, в 1950 г. из всех показываемых матерей семейств было лишь 3% работающих; к 1980 г. эта цифра возросла до 30%. Проведя анализ семейных телешоу с 1950 по 1990 г., Мур пришел к выводу, что реальные изменения мужской роли сильно преувеличены телевидением, которое в большом количестве показывает отцов-одиночек и мужчин, ставящих семейные обязанности выше работы.

Действительно ли телевидение влияет на людей? Принимая во внимание, в каких объемах американцы его поглощают, этого, бесспорно, следует ожидать. В расчете на одну семью время, ежедневно проводимое перед экраном телевизора, достигает более 7 часов, а студенты, к тому времени как их обучение подходит к концу, проводят перед телевизором больше времени, чем на лекциях (Davis, 1991).

По данным Кимбалл (Kimball, 1986), у детей, которые смотрят телевизор, проявляется гораздо больше аттитюдов, типичных для гендерных норм, чем у их сверстников, которые не смотрят телевизор. В ряде других исследований (см., например, Cobb et al., 1982; McGhee & Frueh, 1980; Sleeves, 1987) обнаружилась положительная корреляция между тем, что человек подвергается воздействию средств массовой информации, насквозь пронизанных гендерными стереотипами, и появлением у него стереотипного восприятия, аттитюдов и моделей поведения. Речь, естественно, идет только о наличии взаимосвязи между двумя явлениями, и не исключено, что следствие в данном случае является причиной [исследователи называют это проблемой направленности (directionality problem)]. Другими словами, люди со стереотипными аттитюдами могут отдавать предпочтение программам, пропагандирующим те же гендерные стереотипы. Возможно, впрочем, что дети, которым родители позволяют смотреть подобные передачи, оказываются во власти гендерных стереотипов более, чем те, чьи родители запрещают просмотр, отнюдь не из-за влияния телевидения, а вследствие отношения родителей (исследователи называют это проблемой третьей переменной).

Аттитюд (Attitude). Специфический образ действий, который человек реализует или хочет реализовать в конкретной ситуации. Аттитюд включает в себя стимул или ситуацию, интерес (интенсивное желание), реакцию и объект.

Экспериментальные исследования (где «третьи» переменные и проблема направленности были под контролем) показали, что телевизионные модели могут влиять на восприятие ребенком гендера. В эксперименте Рабл и коллег (Ruble et al., 1981) ребенок меньше играл с нейтральной игрушкой после просмотра телевизионного ролика, где с нею играл ребенок противоположного пола. Ниже в этой главе будет обсуждаться похожее исследование, проведенное Кобб и другими учеными.

В экспериментах Гейс и коллег (Geis et al., 1984), Дженнингс и соавт. (Jennings et al., 1980) обнаружилось, что просмотр рекламных роликов с выраженными гендерными стереотипами оказывает определенное влияние на стремление участниц эксперимента к карьерному росту, их отношение к существующему порядку вещей и уверенность в себе. В частности, Дженнингс и его коллеги начали свой эксперимент с того, что случайным образом отобрали две группы женщин. Роль независимой переменной играл просмотр записанных на видеопленку четырех телевизионных рекламных роликов. Первая группа увидела эти ролики в первоначальном виде, в котором они демонстрировались по телевидению, т. е. изображающими женщин по отношению к мужчинам в традиционных ролях (домохозяйки или сексуального объекта). Например, одним из показанных в эксперименте роликов была реклама замороженных обедов Hungry Man, где многократно уменьшенная женщина подает на стол своему гигантскому мужу не менее огромное блюдо. В другой группе демонстрировались те же самые рекламные ролики, только все роли в них исполняли актеры противоположного пола.

В качестве исходной гипотезы исследователи предположили, что женщины, просмотревшие традиционные ролики, проявят меньшую независимость в суждениях и меньшую уверенность в себе (зависимые переменные), чем женщины, которые видели ролики с переменой ролей. Чтобы измерить уровень независимости суждений, исследователи предложили половине испытуемых принять участие в фиктивном эксперименте, в котором якобы изучалось, какие мультфильмы люди считают смешными. Участницы должны были оценить «веселость» 16 мультфильмов. Объясняя условия, экспериментатор попутно указывал на большую доску с начерченной на ней таблицей, которая якобы отражала оценки предыдущих испытуемых, и говорил каждой участнице, что ее ответы тоже будут внесены в соответствующую колонку. Женщины, смотревшие традиционные ролики, оказались под гораздо более сильным влиянием этих фальшивых оценок.

Другая половина испытуемых приняла участие в исследовании мнений относительно СМИ (тоже, естественно, фиктивном), которое было предпринято с целью измерить воздействие просмотренных рекламных роликов на уровень уверенности в себе. Участницам предлагалось произнести 4-минутную импровизированную речь на одну из двух тем (по выбору): «опасная и вводящая в заблуждение телевизионная реклама» или «демонстрация насилия в телевизионных программах». Экспериментатор, ничего не зная о том, какие ролики смотрел испытуемый, определял уровень уверенности говорящего, оценивая семь невербальных показателей в поведении (движения глаз, нервозность и т. д.). Те из женщин, кто смотрел традиционные ролики, были значительно менее уверены в себе, чем остальные участницы эксперимента.

Фэйсизм

Целый ряд исследований показывает, что мужчины и женщины изображаются в разных социальных ролях и занятыми разной деятельностью, но вместе с тем существуют еще более искусные способы, при помощи которых культура усиливает различия в восприятии полов. Арчер и его коллеги (Archer et al., 1983) обнаружили, что в изображениях мужчин и женщин лицо выделяется в разной степени, и назвали это явление фэйсизм (face-ism). В частности, они указали на тот факт, что фотографии в прессе подчеркивают у мужчины лицо, а у женщины — тело, так как мужчины на них обычно изображаются от шеи и выше, а женщины — во весь рост. Во всех двадцати странах, где было проведено исследование, дело в печатных изданиях обстояло именно так. Нигро и его коллеги (Nigro et al., 1988) также подсчитали, что в 70—80-х гг. в журналах Time, Newsweek, Good Housekeeping и Ms лицо больше подчеркивалось у мужчин, чем у женщин.

Фэйсизм (Face-ism). Тенденция в разной степени выделять в изображениях мужчин и женщин лицо и тело. Фотографии в прессе обычно подчеркивают у мужчины лицо, а у женщины — тело, так как мужчины на них обычно изображаются от шеи и выше, а женщины — во весь рост.

На первый взгляд может показаться, что этот факт не имеет большого значения. Однако, как справедливо замечает Арчер, голова и лицо являются «центром душевной жизни — там локализуется интеллект, личность, идентичность и характер» (Archer et al., 1983, p. 726), и, таким образом, становится ясно, что средства массовой информации ассоциируют эти понятия скорее с мужчинами, чем с женщинами. Более того, эксперименты показали, что акцентирование лица индивида приводит к тому, что испытуемые более высоко оценивают его ум, амбиции и внешность.

Язык

Язык, на котором мы говорим, также может внести свой вклад в стереотипное восприятие мужчин и женщин. Хенли (Henley, 1989) указывает, что в английском языке есть обширный диапазон средств, которые позволяют по-разному описывать мужчин и женщин, а если точнее, изображать женщин мелкими, заурядными или вовсе их игнорировать. Отчего, к примеру, для замужней женщины существует специальное название (миссис), а для женатого мужчины аналогичного названия нет? О чем это говорит? Уж не о том ли, что семейное положение женщины, в отличие от мужчины, влияет на то, какой нам следует ее воспринимать и как с ней общаться? Хенли также упоминает об исследовании, показавшем, что слов, описывающих женщин с плохой стороны, в 6—10 раз больше, чем слов, при помощи которых можно сказать плохо о мужчине (вспомните, сколько существует способов, чтобы сказать о женщине, что она распутна). В этих словах содержится информация о том соответствующем гендеру поведении, которое принято в нашей культуре.

Игрушки

Есть все основания полагать, что в процессе дифференциальной социализации очень велика роль детских игрушек. Согласно проведенным исследованиям, игрушки и игры помогают девочкам практиковаться в тех видах деятельности, которые касаются подготовки к материнству и ведению домашнего хозяйства, развивают умение общаться и навыки сотрудничества. Совсем иначе дело обстоит у мальчиков: игрушки и игры побуждают их к изобретательству, преобразованию окружающего мира, помогают развить навыки, которые позже лягут в основу пространственных и математических способностей, поощряют независимое, соревновательное и лидерское поведение (Block, 1979; Connor et al., 1978; Emmot, 1985; Miller, 1987; Peretti & Sydney, 1985; Pitcher & Schultz, 1983).

Пойдите в магазин и посмотрите, какие игрушки там продаются. Вы сразу же увидите, что большинство из них конкретно предназначено либо для мальчиков, либо для девочек. Игрушки для девочек видны сразу. Их упаковка выполнена обычно в розовых или пастельных тонах, на коробке — изображение девочки, а по смыслу они связаны либо с уходом за собой (например, игрушечная косметика), либо с заботой о ребенке (куклы-малышки), либо с домашними делами (игрушечные пылесосы, маленькие кухонные плиты, посуда и т. п.). Игрушки для мальчиков находятся в ярко раскрашенных коробках с изображением играющего мальчика, бывают часто связаны со строительством (различные конструкторы, кубики) или активной деятельностью (спортивный инвентарь, оружие и т. п.). Миллер (Miller, 1987) показала, что детские игрушки все еще разделяются по гендерному признаку: из 50 игрушек, использованных в ее исследовании, 41 были определены участниками как предназначенные исключительно для мальчиков или для девочек. Игрушки, которые испытуемые стереотипно классифицировали как девчоночьи, характеризовались тем, что они относились к дому, как например чайные приборы, куклы и мягкие игрушки. В то же время в число мальчишечьих игрушек испытуемые включили транспортные средства, мячи, оружие и строительные игры.

Гендерную принадлежность игрушки часто содержит в себе ее название или упаковка. Достаточно вспомнить о карманной электронной игре, которая приобрела популярность под названием Game-Boy. [Одной из смысловых частей названия является слово «мальчик», можно перевести как «Игра для мальчиков».] Когда моему сыну было пять лет, он заинтересовался названием: «Девочкам ведь можно в нее играть, правда?» — «Конечно»,— ответила я. «Ну, тогда надо было назвать ее Game-Child [Сын исследовательницы заменил в названии игры слово «мальчик» на слово «ребенок».], чтобы девочки знали, что им тоже можно играть»,— сказал он. Проблема не только в том, что в процессе игры с гендерно-соответствующими игрушками ребенок впитывает традиционные половые роли, но еще и в том, как это влияет на навыки, которые приобретают девочки и мальчики (Eccles, 1990). Например, по данным Спрафкин (Sprafkin et al., 1983), такие игрушки, как кубики и паззлы, которым традиционно отдают предпочтение мальчики, хорошо развивают визуально-пространственные навыки ребенка. Этоу и Лисс (Etaugh & Liss, 1992) обнаружили, что дети, получившие в подарок «мужскую» игрушку, отказывались от традиционно женских занятий, а те, кому подарили «женскую» игрушку, не хотели заниматься мужскими делами. Макклэрг и Чейл (McClurg & Chaille, 1987) обнаружили, что мальчики и девочки в пятом, седьмом и девятом классах показывали значительные успехи в пространственных навыках, поиграв в компьютерные игры пространственного типа. Кроме того, Линн (Linn, 1985) приходит к выводу, что мальчики охотнее, чем девочки, играют в компьютерные игры.

По статистике, взрослые покупают маленьким детям больше игрушек, типичных для пола ребенка (Pomerleau et al., 1990; Thompson et al., 1988). Например, Брэдбард (Bradbard, 1985) обнаружил, что среди детей в возрасте 9—16 месяцев большая часть мальчиков получала в подарок на Рождество машинки и пространственные игры, тогда как девочки — предметы домашнего обихода. Совершенно естественно с вашей стороны будет предположить, что это является следствием того, что мальчики и девочки предпочитают различные игрушки и поэтому просят подарить именно их. Действительно, исследование Этоу и Лисc показало, что девочки хотят и просят «женские» игрушки, а мальчики — «мужские». К примеру, мой сын Кен признается, что очень не любит кукол Барби, а вот его подружка Саманта их просто обожает. Кен никогда не просил купить ему Барби, тогда как Саманта при каждой удобной возможности выпрашивает Барби или аксессуары для нее. Другими словами, мальчики и девочки, по всей видимости, действительно предпочитают разные игрушки. Но является ли это предпочтение «естественным» или создается социальным окружением?

Целый ряд исследований (Bell & Carver, 1980; Culp et al., 1983; Seavey et al., 1975; Sidorovicz & Lunney, 1980) показали, что детские предпочтения в области игрушек начинают формироваться взрослыми. Например, в исследовании Сидорович и Ланни (1980) испытуемые общались с 10-месячным ребенком. Участников случайным образом поделили на три группы. Одной группе сказали, что ребенок — девочка, другой группе — что мальчик, а третьей вообще ничего не сказали о гендере ребенка. Общаясь с ребенком, взрослый имел в распоряжении три игрушки: резиновый мяч, куклу и кольцо для жевания. Если бы мы давали мальчикам и девочкам разные игрушки, исходя из разницы в их поведении, то следовало бы ожидать, что испытуемые будут выбирать игрушки, опираясь на реальное предпочтение младенца, а не на гендерную метку, которой их снабдили. Однако этого не произошло. В результате реальный пол ребенка практически не влиял на выбор испытуемых, чего нельзя сказать о гендерной метке. Из той группы, которая считала, что перед ними мальчик, 50% мужчин и 80% женщин выбрали футбольный мяч (20% из всех, кто так считал, выбрали для «мальчика» жевательное кольцо). В группе, которой ребенок был представлен как девочка, 72% женщин и 89% мужчин выбрали куклу. Лишь 28% женщин из этой группы предложили «девочке» мяч, а из мужчин этого не сделал никто.

Случалось ли вам испытывать негативную реакцию со стороны своих родителей, когда вы играли в игры, считающиеся присущими другому гендеру? Когда я была маленькой, брат моей подруги однажды решил поиграть с нами и предложил наряжаться в разные костюмы. Реакция его родителей была такая, будто бы мы совершили тяжкое преступление. И действительно, по данным исследователей, родители обычно более позитивно реагируют, когда их дети, особенно мальчики, играют в игрушки, соответствующие их полу (Fagot, 1978; Fagot & Leinbach, 1989; Langlois & Downs, 1980; Martin, 1990). Даже в дошкольный период дети, которые не играют в игрушки, соответствующие их полу, чаще подвергаются игнорированию или критике со стороны других детей (Carter & McCloskey, 1984; Fagot, 1978). Этоу и Лисс (1992) обнаружили, что девочки и мальчики обычно получали в подарок те гендерно-традиционные игрушки, которые хотели, но если просили гендерно-нетрадиционную игрушку, то не получали ее. Исследования японских психологов также показали, что родители выбирают игрушки, основываясь на гендере ребенка, и что на выбор, который делает сам ребенок, возможно влиять, манипулируя гендерной меткой игрушки (подробное описание исследования см. Shirakawa et al., 1992).

Даже если родители и родственники не предлагают мальчикам и девочкам различные игрушки умышленно, предпочтения у детей могут сформироваться в процессе социализации Я и без их участия. Посмотрите как-нибудь вечером или воскресным утром детские программы по телевидению, и вы обнаружите, что почти все игрушки подаются в рекламе как игрушки для мальчиков или игрушки для девочек (средний американский ребенок смотрит телевизор 4 часа в день). Не забывайте, что, как только ребенок окончательно относит себя к мужскому или женскому полу и замечает, что мужчины и женщины отдают предпочтение разным вещам и занятиям, он начинает подражать моделям одного с ним гендера. Мой сын достаточно рано заметил, что мальчики не играют в куклы, хотя мы сознательно не говорили ему этого. Однажды, смотря телевизор, он даже сказал мне: «Я бы хотел себе такую игрушку, но раз с ней в рекламе играют только девочки, значит, она только для девочек». Он сразу же осознал, что никто не может запретить ему купить ее, но сказал, что ему будет «не по себе», так как игрушка считается предназначенной только для девочек.

Очень умело проведенное исследование (Cobb et al, 1982) предоставило доказательства в поддержку гипотезы о том, что телевизионные модели могут оказывать влияние на предпочтение маленькими детьми тех или иных игрушек. В нем участвовали дети от 4 до 6 лет, каждому из которых показывали одну из трех видеозаписей, где героями были куклы из мультсериала «Улица Сезам», выбранную случайным образом. Все три фильма начинались с фрагмента, где демонстрировался набор игрушек, с которым играли на телеэкране и мальчики и девочки. Далее по сюжету кукла-мальчик и кукла-девочка обсуждали, какому же полу больше подходят эти игрушки. В первой версии фильма куклы приводили доказательства того, что эти игрушки — «для мальчиков», во второй версии куклы сходились во мнении, что игрушки больше подходят девочкам, а в третьей — что они могут принадлежать и мальчикам и девочкам в равной степени. После просмотра 20-минутного фильма ребенка оставляли в комнате, где находились два набора игрушек: один — фигурировавший в фильме, другой — менее популярный у детей, чем первый, и оцененный в другом исследовании как гендерно-нейтральный. Как мальчики, так и девочки большую часть времени играли с тестовыми игрушками, а не с проверочными, в том случае, если в фильме они были определены как соответствующие их полу. И наоборот, если тестовые игрушки были представлены в фильме как соответствующие другому полу, дети проводили большую часть времени, играя с проверочными игрушками, хотя они были, как мы помним, менее популярны. В двух словах, полученные данные говорят о том, что предпочтения игрушек, основанные на гендере, могут создаваться телевизионными моделями, указывающими на принадлежность игрушки тому или иному гендеру. Так как исследователи пользовались только наборами игрушек, гендерная нейтральность которых была заранее доказана экспериментальным путем, и употребляли одни и те же игрушки во всех трех случаях, у нас есть основания верить, что появившиеся вслед за просмотром видеофильма предпочтения являются целиком заслугой телевизионных моделей.

Производители игрушек демонстрируют все большую осведомленность в этом вопросе. «Говорящая Барби» фирмы Mattel произносит: «Компьютеры — это весело», а еще раньше она умела говорить: «Урок математики — это сложно», но Ассоциация женщин американских университетов (American Association of University Women) убедила фирму Mattel, что девочкам дают неправильную установку. Существуют игрушки, считающиеся подходящими и для мальчиков и для девочек, с изображениями мальчика и девочки на упаковке. Совсем недавно я видела рекламу, в которой мальчик и девочка увлеченно играли с игрушечной стиральной машиной и сушилкой. Есть даже специальные кубики для девочек — отличающиеся тем, что они розовые или бледно-лиловые, а на коробке изображены маленькие девочки, занимающиеся строительством гостиных и кухонь.

Скарр и Маккартни (Scarr & McCartney, 1983) предположили, что мальчики и девочки изначально обладают различной врожденной предрасположенностью, благодаря чему и начинают со временем отдавать предпочтение различным игрушкам, а действия взрослых, которые мы относим к дифференциальной социализации, являются не более чем реакцией на эти «естественные» различия. Они назвали этот тезис вызывающий генотип -> реакция среды (evocative genotype -> environment effect). Есть несколько исследований, результаты которых на первый взгляд подтверждают данную гипотезу. Так, Сноу и его коллеги (Snow et al., 1983) обнаружили, что отцы менее охотно дарят кукол своим годовалым сыновьям, чем дочерям того же возраста, но даже если мальчик и получает от отца куклу, то играет с ней меньше, чем девочки. В другом исследовании дети проявляли большую заинтересованность в игре с типичными для их гендера игрушками, хотя со стороны родителей и не наблюдалось открытых попыток приобщить их к таким играм (Caldera et al., 1989). К сожалению, мы не можем исключить возможности, что дифференциальная социализация в какой-то мере уже произошла раньше и что ее результаты повлияли на предпочтения ребенка. Целый ряд исследований показывает, что процесс дифференциальной социализации начинается в самом раннем детстве (Bell & Carver, 1980; Culp et al., 1983; Shakin et al., 1975; Sidorowicz & Lunney, 1980). Другая, не менее правдоподобная гипотеза состоит в том, что физиология создает индивидуальные различия в предпочтениях, и если последние соответствуют половой роли ребенка, то они получают поддержку, а если не соответствуют, то поддержки не получают (особенно это касается мальчиков). Например, в одном исследовании выяснилось, что мальчики, которые по своему темпераменту были предрасположены к играм, менее типичным для их пола, чаще подвергались наказаниям и осуждению (Berndt & Heller, 1986; Fagot, 1978; Fagot & Leinbach, 1989; Langlois & Downs, 1980; Martin, 1990 Steriker & Kurdek, 1982). Большой процент сорванцов (tomboys) среди девочек нашего времени также заставляет усомниться в том, что различия в предпочтениях игр у мальчиков и девочек носят естественный характер. Сорванец в данном контексте — это девочка с мальчишечьими ухватками, которая предпочитает заниматься традиционно мужскими видами деятельности и играть в традиционно «мужские» игрушки, хотя это не мешает некоторым из них также играть с девочками и принимать участие в традиционно женских играх. В одном исследовании 63% учениц 9-х классов заявили, что они — сорванцы, а во взрослой выборке 51% женщин сообщили, что они были сорванцами (Hyde et al., 1977). В более позднем исследовании свыше 50% девочек из 4, 6, 8 и 10-х классов назвали себя сорванцами (Plumb & Cowan, 1984). Подобным же образом, 50% из 193 женщин, обследованных Бурн (Burn et al., 1994) в университетах и общественных колледжах, сказали, что в детстве они были сорванцами. Еще один интересный факт, обнаруженный в нескольких исследованиях (Burn et al., 1994; Plumb & Cowan, 1984), заключается в том, что в пубертатном периоде поведение, не соответствующее гендеру, у девочек значительно сглаживается. Хайд (Hyde, 1991) предполагает, что это явление основано на том, что в период юности повышается интенсивность гендерно-ролевого давления. В своем исследовании Бурн и ее коллеги спрашивали женщин, которые утверждали, что в детстве были сорванцами: «Почему вы перестали быть сорванцом?» Большинство полученных ответов относились к следующим четырем категориям: социальное давление со стороны сверстников или старших школьников, социальное давление со стороны родителей или других взрослых, желание быть привлекательной для мальчиков, физическое развитие. Возможно, появление менструаций и телесное развитие делают «женственность» девочки-сорванцы более заметной, что побуждает ее саму и окружающих все больше применять женские гендерные нормы к ее поведению.

Андрогиния

Польза

В этой главе мы рассматривали процесс, в ходе которого человек приобретает гендер. Дифференциальная социализация может привести к развитию у мужчин и женщин различающихся психологических черт. Например, игрушки, дифференцированные по признаку соответствия тому или иному полу, способны культивировать у девочек заботливое отношение к окружающим, а у мальчиков — настойчивость и дух соревнования. Однако в реальной жизни социальные нормы и социализация не создают крайне мужественных мужчин и крайне женственных женщин. Психолог Сандра Бем (Sandra Bem, 1974) указала на то, что мужественность и женственность не противопоставлены друг другу, а человек может обладать одновременно и мужественными и женственными чертами. Более того, Бем полагает, что даже желательно быть андрогинным(-ой), то есть вобрать в себя лучшее из обеих половых ролей.

Вплоть до 70-х гг. проявления «маскулинных» черт у женщин и «фемининных» черт у мужчин были для психологов источником беспокойства. А среди людей, далеких от психологии, такое понимание широко распространено и сейчас, и именно из-за него люди оказываются в замешательстве, когда их дети проявляют интересы и поведение, свойственные противоположному полу. Однако исследования не подтверждают положение о том, что отклонение от поло-ролевых стандартов влечет за собой психологическую рассогласованность (O'Heron & Orlofsky, 1987, 1990). Действительно, согласно Бем (Bem, 1974), душевное здоровье не должно иметь гендера, а андрогиния положительно влияет на психологическое состояние человека. Была обнаружена связь андрогинии с ситуативной гибкостью (т. е. способностью быть настойчивым или центрированным на интересах других в зависимости от ситуации) (Bem, 1975; Vonk & Ashmore, 1993); высоким самоуважением (Mullis & McKinley, 1989; Orlofsky, 1977; Spence et al., 1975); мотивацией к достижениям (Spence & Helmrich, 1978); хорошим исполнением родительской роли (Baumrind, 1982); субъективным ощущением благополучия (Lubinski et al., 1981). В дополнение к этим данным упомянем о том, что Заммичьели и его коллеги (Zammichieli et al., 1988) обнаружили, что в семьях, где оба супруга были андрогинными, выявлялся более высокий уровень удовлетворенности браком, нежели в семьях, где один партнер или оба были поло-типизированы. У Айкс (Ickes, 1993) мы находим обсуждение целого ряда исследований, которые указывают на то, что отношения, в которых хотя бы один из партнеров андрогинен, больше удовлетворяют обоих. Однако недавнее исследование показало, что степень удовлетворенности браком зависит, в частности, от женственных качеств одного из супругов — мужчины или женщины. Это объясняется тем, что заботливость, опека, чувственность идентифицируются с женственной фигурой, и в то же время именно они определяют качество взаимоотношений (Ickes, 1993).

Поло-ролевой опросник Сандры Бем

Поло-ролевой опросник Бем (BSRI; Bem, 1974) — это наиболее широко используемый инструмент для измерения того, как взрослый человек оценивает себя с точки зрения гендера (Hargreaves, 1987). Опросник включает в себя 60 прилагательных, каждое из которых обследуемый оценивает по 7-балльной шкале исходя из того, насколько точно оно его характеризует. Двадцать прилагательных из этого списка составляют шкалу мужественности: мужественный(-ая), анализирующий(-ая), амбициозный(-ая), агрессивный(-ая), доминантный(-ая) и т. д.; еще двадцать составляют шкалу женственности: женственный(-ая), теплый(-ая), любящий(-ая) детей, внимательный(-ая) к нуждам окружающих и т. д.; а оставшиеся двадцать — нейтральные: завистливый(-ая), надежный(-ая), серьезный(-ая), с большим самомнением, тактичный(-ая). Прилагательные были отобраны исходя из того, какие характеристики считались гендерно-соответствующими в то время, когда создавалась шкала. Это делалось с целью определить место гендера в культурном контексте, а не в личности отдельного человека (Bem, 1993). Человек, набравший большое количество баллов как по шкале мужественности, так и по шкале женственности, считается андрогинным; тот, кто набрал высокий балл по шкале женственности, но низкий — по шкале мужественности, считается женственным; тот же, чей балл по шкале мужественности намного превышает результаты по шкале женственности, считается мужественным. Термином «недифференцированный» в этом опроснике обозначаются те, кто набрал одинаково низкие баллы как по шкале мужественности, так и по шкале женственности. Поло-типизированным человеком мы называем того, чье самоопределение и поведение совпадает с тем, которое считается в его обществе гендерно-соответствующим.

Существует ряд научных работ, в которых исследовались результаты проведения BSRI в неевроамериканских группах. Интересно, что они нередко противоречат общепринятым стереотипам. Согласно Де Леон (DeLeon, 1993), афроамериканцы и пуэрториканцы, как мужчины, так и женщины, более андрогинны, чем евроамериканцы. Два других исследования тоже показали, что афроамериканские женщины набирают больший балл по андрогинии, чем евроамериканки (Binion, 1990; Dugger, 1988). Это можно объяснить исторически сложившимся высоким уровнем безработицы среди чернокожих мужчин и низкой оплатой их труда, в результате чего чернокожие женщины заняли на рынке рабочей силы более уверенные позиции по сравнению с белыми женщинами. Исторический опыт афроамериканок привел к тому, что их представление о женственности стало включать уверенность в себе, физическую силу, находчивость и самостоятельность (Dugger, 1988). В исследовании, проведенном в 1983 г. Пу и Васкес-Наттал среди женщин, обучающихся в колледжах, наиболее высокие баллы по шкале мужественности набрали чернокожие студентки, за ними следовали латиноамериканки, а затем белые женщины (отчет об исследовании см. Vazquez-Nuttall et al., 1987). Такие же результаты были получены Де Леон (DeLeon, 1993).

Кранау и соавторы (Kranau et al., 1982) выявили, что мексиканки наиболее женственны среди иммигрантов, ассимилировавших культуру американского общества, несмотря на то что их поведение становится все менее и менее женственным. Зато пуэрториканские женщины, живущие на острове, по данным одного из последних исследований, отнюдь не оказались более женственными, чем пуэрториканки, живущие в Соединенных Штатах (DeLeon, 1993). Сравнение результатов BSRI у афроамериканских, пуэрториканских и евроамериканских мужчин показало, что самый высокий процент мужчин женственного типа и самый низкий процент мужчин мужественного типа обнаружился среди пуэрториканцев. Пуэрториканские мужчины в среднем набирали значительно больше баллов по шкале женственности, чем мужчины из афроамериканской и евроамериканской подгрупп. Де Леон считает причиной то, что пуэрториканская культура поощряет проявления привязанности к семье, заботы о других, заботы о детях — черты, которые описывают в BSRI женственный тип. Перечисленные исследования указывают нам на роль культуры в создании гендерных типов, а также на явный недостаток научных работ в этой области. В шестой главе мы продолжим обсуждение связей между гендером и культурой.

Споры по поводу опросника Сандры Бем и концепции андрогинии

BSRI стал предметом многочисленных научных споров, значительная часть которых касалась комплексных методологических вопросов (Baldwin et al., 1986; Bem, 1979; Hargreaves et al., 1981; Kottke, 1988; Locksley & Colten, 1979; Lubinski et al., 1981; Marsh & Byrne, 1991; Pedhazur & Tetenbaum, 1979; Spens & Helmrich, 1981; Taylor & Hall, 1982). Другие существующие инструменты измерения андрогинии: Опросник личностных атрибутов (PAQ) (Spens, Helmrich & Stapp, 1974); Sex-Rep Instrument (Baldwin et. al., 1986); Шкала ANDRO (Berzins et al., 1978); Шкала поло-ролевого поведения (Orlofsky et al., 1982).

Под удар попала даже сама концепция андрогинии (Ashmore, 1990; Sedney, 1989). Сама Бем (Bem, 1981, 1993) сокрушалась по поводу того, что концепция андрогинии подразумевает, что некоторые из одобряемых качеств являются «мужскими», а некоторые «женскими», — ведь это в корне противоречит нашему намерению уменьшить гендерную поляризацию. Многие психологи предлагают совсем отказаться от терминов «мужественность» и «женственность», которые только укрепляют гендерные различия и стереотипы (Betz, 1993). Спенс и Хельмрих (Spens & Helmrich, 1981) предложили вместо этих терминов использовать следующие: инструментальность, что отражает способность к самоутверждению и компетентность (ключевые аспекты традиционной мужественности), и экспрессивность, представляющая качества, традиционно связываемые с женственностью, например, забота, внимание к окружающим, эмоциональная экспрессивность и чувственность (Betz, 1993). В своей книге (1993) Бем признается, что концепция андрогинии далека от реального положения дел: исходя из нее, перемены должны произойти на личностном уровне, тогда как в действительности ликвидация гендерного неравенства неизбежно потребует изменений в структуре общественных институтов. Другая трудноразрешимая проблема кроется в возможной утрате позитивной социальной идентичности, которую повлечет за собой сглаживание дихотомии мужского-женского. В главе 5 мы увидим, какую пользу для нашей самооценки приносит сильная идентификация со своим полом и подчеркивание его отличий от противоположного пола. Тем не менее мир, состоящий из людей, одновременно инструментальных и экспрессивных, представляется мне заманчивым. Я соглашусь с Бем в том, что андрогиния, несмотря на скрытые в ней проблемы, дает возможность построить картину утопии, где человеку не нужно отказываться от тех своих качеств и моделей поведения, которые его общество считает несоответствующими гендеру. Важность этой концепции также в том, что она дает осознать одинаковую привлекательность качеств, традиционно считающихся женскими, и качеств, которые мы привыкли считать мужскими. Это особенно важно в свете того, что мужские качества до настоящего времени стараются представить более нормативными и желательными (ср.: Bem, 1993; Miller et al., 1991; Tavris, 1992).

Заключительные замечания

В этой главе обсуждался круг проблем, связанных с ролью культуры в создании гендера, с разнообразием путей, которыми передаются относящиеся к гендеру культурные нормы, а также с мотивацией, которая заставляет нас соответствовать гендерно-ролевым ожиданиям культуры. Я отдаю себе отчет в том, что вы, возможно, еще сопротивляетесь небиологическому пониманию природы гендерных различий. Вы можете, например, разделять точку зрения социобиологов, таких, как Уилсон (Е.O. Wilson, 1978).

По мнению социобиологов, различия в поведении мужчин и женщин образовались естественным путем, а если точнее, то такие различия способствовали выживанию особей, что привело к учащению их встречаемости в популяции. И действительно, судя по всему, разделение некоторых видов труда по половому признаку в какой-то период истории имело значение для выживания. Как справедливо отметили Уильямс и Бест (Williams & Best, 1986), свобода перемещения женщины была ограничена, так как ей всегда было необходимо ухаживать за младенцами. Таким образом, раз уж женщина оказалась «запертой в пещере», ей имело смысл взять на себя остальные заботы, связанные с уходом за детьми и ведением домашнего хозяйства. В противоположность этому, для охоты и войны требовались мобильность и сила, что сделало их соответственно занятиями мужчин.

Для группы в целом также было предпочтительнее, чтобы такими опасными делами занимались мужчины, а не женщины, так как потеря большого числа производительниц потомства грозила всей группе исчезновением.

Басс и Барнс (Buss & Barnes, 1986), а также Кенрик и его коллеги (Kenrick et al., 1990) полагали, что такие черты, как мужская доминантность и женская заботливость, могли появиться путем естественного отбора и эволюции. Следуя их биосоциальному или эволюционному взгляду, мужчин выбирали за их черты, связанные с доминантностью и социальным статусом, а женщин — за черты, указывающие на высокие репродуктивные возможности и способность заботиться о потомстве. Опять же предполагается, что такие черты положительно влияют на репродуктивный процесс и, следовательно, начинают чаще встречаться в популяции. Целый ряд исследований выбора партнера в паре показал, во-первых, что женщин сильнее влечет к мужчинам, которые кажутся социально доминантными, тогда как мужчин притягивают внешне привлекательные и молодые женщины, и во-вторых, что эти различия наблюдаются в большинстве культур (Buss, 1989; Buss & Barnes, 1986; Kenrick et al., 1990). Авторы этих исследований полагали, что данные различия соответствуют эволюционной модели, по которой самцы добывают пищу и защищают потомство, а самки производят его на свет и воспитывают.

К сожалению, на данном этапе развития научных знаний мы не можем предоставить прямых доказательств того, что подобные гендерные отличия в предпочтениях партнеров (как, впрочем, и другие отличия в поведении и психологических качествах) записаны в генетическом коде или зависят от гормонального фона. В самом деле, проведенное социобиологами исследование, на которое они постоянно ссылаются в качестве подтверждения теории о естественно выделившихся гендерных различиях, содержит ошибки и, таким образом, представляет для нас сомнительное подтверждение социобиологического объяснения природы гендера (критику этого исследования см.: Fausto-Sterling, 1985). Более того, альтернативные объяснения основываются на достаточно правдоподобном рассмотрении социальных источников гендерных различий. Например, в исследовании Кенрика (Kenrick et al., 1990) женщины ставили такое качество своего партнера, как «способность зарабатывать деньги», на более важное место, чем мужчины. Очевидно, в основе этого лежит тот известный и мужчинам и женщинам факт, что женщина обладает меньшими возможностями зарабатывать деньги, и поэтому в мужчине видят главного добытчика. Причиной могут оказаться и социальные нормы, которые внушают, что ценность мужчины во многом определяется его способностью зарабатывать. Представьте, сколько маленьких девочек слышат от своих родителей, что им надо побыстрее вырасти и найти богатого жениха. Возможно ли, что эти нормы развились оттого, что до появления в середине XX века искусственного детского питания и контроля рождаемости уход за детьми поставил женщину в зависимое положение от мужчины?

Допустим, что когда-то различное поведение мужчин и женщин служило выживанию человеческой особи. Означает ли это, что данные различия сохранились в генетическом коде? Нет, совсем не обязательно. В самом деле, вполне допустимо, что механизм, служивший для наследственной передачи этих различий, имел социальную природу. Исходя из того что половые различия в поведении животных носят инстинктивный характер, многие делают вывод, что точно так же дело обстоит и у людей. Но не надо забывать, что наш мозг, в отличие от слабого мозга животных, оставляет на откуп инстинктам лишь малую часть поведения, а гораздо большая связана с научением. Именно поэтому люди успешно расселились по всему земному шару и демонстрируют поразительное разнообразие в поведении. Быстрые (в историческом смысле) перемены, которым в последнее столетие подверглись женские роли, свидетельствуют о важности культуры в создании и уничтожении гендерных различий. Эти перемены скорее революционного, чем эволюционного характера. Например, как может объяснить биология тот факт, что с годами все более сокращается разрыв в эффективности выполнения мужчинами и женщинами математических и пространственных задач? Как сказали Розенталь и Рубин, эти перемены происходят «быстрее, чем перемещается ген» (Rosenthal & Rubin, 1982, p. 711).

Майерс (Myers, 1990) указал еще на один важный контраргумент, касающийся социобиологии и гендерных ролей. Мы помним, что для социобиолога гендерно-ролевые различия существуют постольку, поскольку способствуют выживанию особей данного вида. Однако Майерс заметил, что это положение можно легко опровергнуть: действительно, расположись гендерные роли по-иному, они бы с не меньшим успехом способствовали выживанию особей. Например, писал он, сила и агрессивность у женщин имели полное право сохраниться в ходе естественного отбора, так как сильная и агрессивная женщина может лучше защищать своих детей.

Следует заметить, что, даже если когда-то и существовал особый смысл в том, чтобы женщине сосредоточиться на заботе о детях (прежде всего, у нее есть молочные железы, а искусственное вскармливание появилось лишь недавно), а мужчине — быть агрессивным, это далеко не означает, что такие отличия в поведении все еще остаются адаптивными (то есть способствуют выживанию особей). Майерс (Myers, 1990) отметил, что мудрость эволюции — это мудрость прошлого, она сообщает нам, какие модели поведения были адаптивными в прошлом, но не может сказать, остаются ли эти тенденции такими и сегодня. Бем (Bem, 1993), возражая социобиологам, обвинила их в том, что они слишком мало внимания уделяют возможности человека изменять свое окружение методами культуры и, следовательно, менять что-то в самих себе. Она .привела массу примеров, в которых культура и технология освободили человека от того, что вначале казалось существенными биологическими ограничениями.

Современное общество ориентировано на информацию, и поэтому физическая сила и агрессивность не очень важны для достижения успеха в таком мире (Kenrick, 1987). Вместе с тем большинство современных женщин заняты еще на какой-либо работе помимо домашней, чтобы иметь еду, поддерживать средний уровень жизни или реализовать себя. Таким образом, роль единственного опекуна для своего потомства уже не является для женщины адаптивной. Сейчас адаптивным поведением будет попытка как можно более активно задействовать отцов в воспитании детей. Хофман и Хёрст (Hoffman & Hurst, 1990) совершенно справедливо увидели грустную иронию в том, что, хотя в большинстве современных обществ изначальные причины разделения труда уже давно перестали быть убедительными и совсем не так очевидны, как раньше, все продолжает оставаться на своих местах.

Хотя Фрейд однажды заявил: «Анатомия — это судьба», мы теперь знаем, что женщине вовсе не обязательно быть главным опекуном ребенка и даже не обязательно иметь детей, а мужчина не обязан во что бы то ни стало быть агрессивным. Конечно, тот факт, что у женщины есть матка и молочные железы, делает ее более предрасположенной (по сравнению с мужчиной) к родам и заботе о младенцах. А тот факт, что мужчина крупнее и сильнее, наталкивает нас на мысль, что именно он, а не женщина, предрасположен к физической агрессии. Однако, как верно заметил Деглер (Degler, 1990), даже если биологическая или эволюционная основа для человеческого поведения существует, это еще не означает, что люди должны непременно находиться в ее безраздельной власти. Социобиологи, а именно Уилсон (Е.О. Wilson, 1978) и Дональд Саймонс (Donald Symons, 1985), высказывали идею, что более устойчивыми к факторам естественного отбора оказывались агрессивные полигамные мужчины, чей вклад в продолжение рода заканчивался оплодотворением. Но мужчины могут быть моногамными, неагрессивными и заботливыми. По словам Деглера (Degler, 1990), не эволюция или естественный отбор, а мы сами определяем себе жизненные ценности.

Мы ни в коем случае, конечно, не пытаемся отрицать роль эволюционного прошлого. В самом деле, сильное влияние, которое оказывают на наше поведение социальный контекст и культура, может само иметь корни в эволюционных процессах. Например, не исключено, что тенденция людей образовывать социальные единицы и находиться под влиянием социальной информации выделилась посредством естественного отбора, так как больше шансов выжить имели те люди, которые существовали в группах и уделяли достаточное внимание поведению окружающих. Мы также далеки от того, чтобы отрицать влияние физиологии на поведение человека. Действительно, существуют убедительные доказательства того, что до 50% личностных особенностей человека передается генетическим путем и что многие психические расстройства уходят корнями в физиологию. Однако биология успешнее объясняет межиндивидуальные, чем межгрупповые (к примеру, этнические или половые) отличия. Короче говоря, биологические аспекты имеют большое значение, но есть вещи, играющие гораздо более важную роль в человеческом поведении, чем биология. Мы не продвинемся по пути понимания гендера или уменьшения гендерного, неравенства, пока не изучим социокультурные контексты, в которых люди живут и работают.

Резюме

Гендерные стереотипы часто действуют как социальные нормы. Нормативное и информационное давление вынуждает нас подчиняться гендерным нормам. Действие нормативного давления заключается в том, что мы стараемся соответствовать гендерным ролям, чтобы получить социальное одобрение и избежать социального неодобрения. Об информационном давлении можно говорить, когда мы начинаем считать гендерные нормы правильными, потому что находимся под влиянием социальной информации. Мы живем в культуре, где мужчины обычно занимаются одними вещами, а женщины — другими, где гендерные отличия считаются природными; поэтому мы принимаем гендерные нормы и следуем им.

Подчинение гендерным нормам может наблюдаться в поведении, но не в системе верований (уступчивость), либо и в поведении, и в системе верований (одобрение, интернализация), либо может определяться желанием быть похожим на сверстника или ролевую модель (идентификация). Люди в различной степени подчиняются традиционным гендерным ролям, причем некоторые чрезвычайно поло-типизированы и сильно подчинены гендерным ролям. Больше всего шансов быть поло-типизированными у тех, кто имел опыт критического переживания гендерной социализации, когда любое отклонение от половой роли неизбежно влекло за собой жестокие социальные последствия.

В ходе процесса, называемого дифференциальной социализацией, мы учимся тому, что человеку, в зависимости от его гендера, будут свойственны разные интересы, модели поведения и психологические качества. Дифференциальная социализация использует два основных механизма — дифференциальное усиление и дифференциальное подражание. Дифференциальное усиление заключается в том, что мужчин и женщин поощряют или наказывают в зависимости от их поведения, проявляемых интересов и т. д. О дифференциальном подражании мы начинаем говорить, когда ребенок окончательно определяется относительно своего пола и начинает с особенным вниманием наблюдать за поведением ролевых моделей одного с ним пола и подражать им.

Родители — не единственные, кто участвует в процессе дифференциальной социализации. Информация о правильном гендерно-ролевом поведении передается через детскую литературу, телевидение и разговорный язык.

Исследования недвусмысленно указывают на большой вклад этих источников в стереотипное восприятие мужчин и женщин.

Определенную роль в развитии поло-типичных навыков и качеств имеют и детские игрушки. По данным исследований, игрушки для мальчиков чаще предназначены для развития пространственных и математических навыков, тогда как игрушки для девочек стимулируют развитие навыков работы по дому и межличностного общения. Среди игрушек, которые дети просят в подарок, большинство типичных для их гендера, и исследователи считают, что эти предпочтения формируются социальным окружением в самом раннем детстве.

Хотя вокруг способов измерения андрогинии разворачивается масса научных споров, есть основания полагать, что современному человеку желательно обладать примерно равным количеством мужских и женских черт.

Социобиологи и эволюционные психологи считают, что отличия в поведении мужчин и женщин выделились в ходе естественного отбора, так как способствовали выживанию. Тем не менее, даже если такие отличия когда-то и способствовали выживанию вида, это еще не означает, что они сохранились в генетическом коде, актуальны в современном мире и что мы должны позволять биологическим отличиям навязывать нам моральные ценности.

Глава 2. Исследования гендерных различий

Два не таких уж противоположных пола

Метаанализ. Гендерные различия в математических способностях. Почему в высшем учебном заведении производительность мужчин и женщин начинает различаться. Эмпатия и экспрессивность. Теория социальных ролей. Эмоциональность. Исследования некоторых других гендерных различий. Агрессия. Конформность и подверженность влиянию. Альтруизм. Заключительные замечания. Резюме

Мы считаем мужчин и женщин совершенно разными существами. Согласно Уильямс и Бест (Williams & Best, 1986), мужчины, в отличие от женщин, обычно считаются амбициозными, рациональными, независимыми и неэмоциональными, тогда как женщин представляют нежными, чувственными, эмоциональными и общительными. Эти представления о мужчинах и женщинах общеприняты в нашей культуре. Юморист Дейв Барри (Barry, 1991) говорил, что женщины хотят, чтобы их любили, слушали, желали, уважали, нуждались в них и верили им, а мужчинам нужен только билет на чемпионат мира по футболу. А в статье Джеклин (Jacklin, 1989) было отмечено, что спекуляции на тему различий между мужчинами и женщинами стали американским национальным занятием. Эрлих (Erlich, 1973) сформулировал положение о том, что этнические стереотипы являются частью социального наследия общества. То же самое можно сказать и о гендерных стереотипах. Судя по всему, эти стереотипы — часть господствующего социального сознания.

Малейшим различиям в строении мозга у представителей разных полов ученые склонны приписывать гораздо большее значение, чем на то дают право объективные данные, а средства массовой информации охотно и очень подробно освещают подобного рода открытия (дискуссии по этому вопросу см.: Unger & Crawford, 1992, Tavris, 1992).

В своем знаменитом обзоре Маккоби и Джеклин (Maccoby & Jacklin, 1974) выделили только четыре психологических отличия между полами (способности к ориентированию в пространстве, математические способности, речевые навыки и агрессивность). Обычно авторы трудов по психологии ссылаются именно на эти четыре отличия, упоминая лишь вскользь, а иногда вообще не упоминая о том, что у мужчин и женщин гораздо больше сходства (Unger, 1988), и по большей части умалчивая о том, что по результатам недавних исследований эти отличия оказались совсем невелики и ситуационно-специфичны (именно об этом пойдет речь в данной главе).

Психологи начали изучать гендерные различия еще в конце XIX века, но вплоть до 1970-х гг. они по большей части занимались тем, что демонстрировали различия полов и обосновывали этим разное отношение к мужчинам и к женщинам (Denmark & Fernandez, 1993). Только за последние 20 лет опубликовано более 20 000 статей о половых различиях (Myers, 1990), и некоторые из них продолжали упорно проводить мысль, что два пола отличаются коренным образом. Необходимо все же помнить, что, даже если такие отличия и обнаруживаются, они относительно невелики, обычно не больше 10%, а в большинстве случаев распределения мужской и женской выборок на 90% совпадают (Basow, 1986; Hyde, 1991; Maccoby & Jacklin, 1974; Pleck, 1978; Spens et al., 1974). Как отметил Хайд (1991), когда мы говорим, что у мужчин и женщин наблюдается существенное отличие по определенному признаку, это совсем не обязательно означает, что отличие велико. Например, на графике мы видим две кривые, отображающие распределение результатов, полученных, соответственно, на выборке мужчин и женщин. Математики, вероятно, сказали бы, что отличие между этими двумя распределениями является «статистически значимым». Однако обратите внимание на то, какая у них большая площадь взаимного перекрытия. Даже средние значения не так уж сильно различаются.

Пример результатов, полученных на выборках мужчин и женщин, показывающий незначительность гендерных различий. (Из J. S. Hyde. Half the Human Experience. Heath Publisher, 1955, p. 75. Печатается с разрешения).

Проблема, связанная с литературой, посвященной гендерным различиям, именно в том и заключается, что печатные издания проявляют больший интерес к отличиям, чем к сходствам, соответственно отчеты об обнаруженных отличиях имеют гораздо больше шансов попасть в печать, чем сообщения о найденном сходстве (Basow, 1986; Unger, 1988). Наконец, как уже обсуждалось в главе 1, когда мы находим отличия, мы зачастую склонны приписывать их фундаментальной биологической разнице между полами. Однако при ближайшем рассмотрении становится ясно, что эти отличия возникают из-за нашего личного опыта и из-за разницы в требованиях, предъявляемых социумом к мужской и женской гендерной роли.

Число научных работ, посвященных гендерным отличиям, очень велико, и мы подробно остановимся лишь на двух областях, в которых успешность мужчин и женщин традиционно считается различной: во-первых, это математические способности, во-вторых — эмоциональная экспрессивность и эмпатия. Последние качества мы используем для того, чтобы проиллюстрировать социально-психологическую природу гендера. В дополнение к этому будут обсуждаться отличия в таких областях, традиционно относящихся к сфере изучения социальной психологии, как агрессия, конформность, альтруизм. О гендерных отличиях, касающихся силы, статуса, лидерства и интимности в отношениях, речь пойдет в главах 3 и 4. Детальный обзор других областей человеческого поведения, которые исследовались с точки зрения гендерных отличий, читатель может найти у Холперн (Halpern, 1992), Базоу (Basow, 1986 а) или Хайда (Hyde, 1991). Книга под редакцией О'Лири, Унгер и Уолстона (O'Leary, Unger & Wallston, 1985) тоже обсуждает темы, касающиеся гендера в социальной психологии, и в частности — исследования гендерных отличий в атрибуции успешности, мотивации достижений, понятии о справедливости, влиятельности, агрессии и альтруизме.

Метаанализ

Перед тем как двинуться дальше, мы должны ознакомиться с исследовательской техникой, называемой метаанализ. После того как Холл (Hall, 1978) провел метаанализ гендерных различий в невербальном декодировании, эта техника достаточно быстро стала мощным инструментом изучения гендерных отличий. Метаанализ — это статистическая техника, заключающаяся в комбинации информации, полученной из нескольких исследований, имеющая целью прийти к общей оценке величины различий между группами; другими словами, это анализ результатов других анализов (детальное описание и дискуссии с участием специалистов по математической статистике можно найти: Glass et al., 1981; Hyde & Linn, 1986; Rosenthal, 1991.)

Метаанализ сообщает нам, есть ли различие между группами по отдельной переменной, и предоставляет оценку того, насколько это различие велико. До появления метаанализа ученые, имевшие дело с литературой по исследованию частных областей отличий, пользовались для проверки надежности предполагаемых гендерных отличий методом «голосования». Данный метод заключался в том, чтобы, собрав как можно больше исследовательских работ по интересующей теме, подсчитать, в скольких из них гендерные отличия были обнаружены, а в скольких — нет. Так, знаменитая книга Маккоби и Джеклин (1974) о гендерных различиях представляет собой не что иное, как исчерпывающий обзор существующей литературы по предмету (причем описательный обзор) с дополнением в виде таблицы, в которой перечислены исследования, обнаружившие гендерные различия и не обнаружившие таковых.

Существенным недостатком метода голосования является то, что отдельные исследовательские работы могут иметь малую статистическую мощность, т. е. способность выявлять различия между группами. Статистические оценки, определяющие значимость отличия одной группы от другой по данной переменной, учитывают как величину различий между группами, так и величину вариабельности по данной переменной внутри каждой группы. Проще говоря, насколько сильно отличаются мужчины и женщины по данной переменной и насколько сильно по этой переменной мужчины отличаются от мужчин, а женщины — от женщин? Для того чтобы заявить, что группы обладают значимыми различиями, мы должны быть уверены, что различия между группами превышают внутри-групповые отличия. Например, если женщины отличаются друг от друга по данной переменной так же сильно, как они отличаются от мужчин, то мы не имеем права признать, что эти группы значимо отличаются друг от друга.

Намного сложнее получить значимый результат при малых различиях или низких значениях показателей, особенно если в исследовании задействовано малое количество наблюдений. Иначе говоря, низкие значения показателей и малый объем выборки снижают мощность статистического критерия. Это может привести к тому, что статистическая проверка покажет отсутствие различия, которое на самом деле существует (в статистике это называется «ошибкой второго рода»). Таким образом, вы придете к ложному заключению, что отличия не существует, хотя в реальности оно есть. При использовании метаанализа, который комбинирует данные большого числа исследований, мощность статистического критерия существенно возрастает. Это означает, что в ряде случаев при помощи метаанализа можно обнаружить межгрупповые отличия, которые не были выявлены методом голосования (Lipsey & Wilson, 1993). Кроме того, метаанализ дает представление о значении величины отличия, называемой effect size и обозначаемой буквой d.

Чтобы провести высококачественный метаанализ, необходимо собрать все доступные исследования по данной теме, включая неопубликованные. Значение величины отличия (d) подсчитывается для каждого исследования путем вычитания среднего одной группы из среднего другой (в нашем случае среднее для женщин вычитается из среднего для мужчин), после чего полученная разница делится на внутригрупповое стандартное отклонение (Eagly & Carli, 1981; Hyde, 1992; Hyde & Linn, 1986; Lipsey & Wilson, 1993).

Коэн (Cohen, 1969) установил, что если d принимает значение 0,2, то надо говорить о малой величине отличия, 0,5 — средняя величина отличия, а 0,8 — большая. Большая величина отличия означает, что мужчины и женщины сильнее отличаются друг от друга, чем от представителей своего же пола (Eagly, 1987). Затем значения d для всех исследований усредняются (складываются и делятся на общее число исследований), чтобы получить общий индекс величины отличия d по всем исследованиям. Например, в таблице 2.1 отражены значения d гендерных отличий в выполнении математического теста для 19 стран. Вы можете самостоятельно подсчитать среднее значение величины отличия для стран, где мальчики более успешно выполняли тест, чем девочки (d = 0,18), и среднее значение величины отличия для тех стран, где девочки показывали лучшие результаты, чем мальчики (d = 0,16). Другими словами, даже если мужчины и женщины демонстрируют различный успех в математике, эти отличия очень малы.

Таблица 2.1. Национальные половые различия по математическому тесту для восьмого класса

* В этих случаях, согласно тесту F (р = 0/01), оценки мужчин и женщин значимо отличались. Обратите внимание на малые значения величины отличия d.

Источник: Baker & Perkins-Jones, «Creating Gender Equality: Cross-National Gender Statification and Mathematical Performance», Sociology of Education, 66, #2, Table 2-1. American Sociological Association, 1993. Печатается с разрешения American Sociological Association и авторов.

Можно также прибегнуть к сравнению значений показателя d в различные периоды времени, менять измерительные инструменты, методы, возрастные группы, контекст исследования, чтобы увидеть динамику различий во времени и в целом спектре разнообразных ситуаций. Подобные аналитические исследования обычно показывают, что факт обнаружения гендерных различий в той или иной области очень зависит от гендерных норм, господствующих в Данное время в данном месте. В этой главе обсуждаются метааналитические исследования математических способностей, агрессии, альтруизма и влиятельности. Метаанализ гендерных различий в лидерстве и оценке успешности представлен в главе 3. В работе Хайда и Фроста (Hyde & Frost, 1993) вы можете найти великолепный обзор метааналитических исследований гендерных различий.

Гендерные различия в математических способностях

Находки исследователей

Изучение гендерных различий в математических способностях ведется уже более 30 лет. В целом, исследования мальчиков и девочек в возрасте до окончания неполной средней школы либо совсем не обнаруживают различий между полами (Callahan & Clements, 1984, Dossey et. al., 1988; Siegel, 1968), либо обнаруживают различия, говорящие в пользу девочек (Brandon et. al., 1985, Friedman, 1989; Hawn et. al., 1981). Что касается исследований, проведенных с учениками старших классов, в некоторых из них девочки выполняли задания лучше мальчиков (Tsai & Wahlberg, 1979), в других — мальчики лучше девочек (Hilton & Berglund, 1974), в третьих — различий вообще не обнаружилось (Connor & Serbin, 1985). Более последовательные результаты были получены со студентами: молодые люди выполняли задания в целом успешнее, чем девушки (Friedman, 1989).

Это расхождение в математических способностях, внезапно проявляющееся в период полового созревания, может быть либо следствием того, что изменение гормонального фона влияет на подобные навыки, либо результатом усиления социальных различий между юношами и девушками. «Гормональная» теория кажется неубедительной хотя бы потому, что, по данным недавних исследований, эти различия за последние годы значительно уменьшились (Becker & Hedges, 1984; Friedman, 1989; Hyde et al., 1990 а), и такая тенденция повсеместно наблюдается в странах, продвинувшихся по пути гендерного равноправия (Baker & Perkins-Jones, 1993). Метаанализ — незаменимый инструмент для изучения временной перспективы гендерных различий в выполнении математических заданий. Главное его достоинство в том, что данные многочисленных исследований за один период времени можно статистически сравнить с результатами большого числа исследований за другой отрезок времени.

Вплоть до окончания школы девочки учатся лучше, чем мальчики, по всем предметам, включая математику, а в институте молодые люди начинают обгонять девушек по математическим дисциплинам (Stockard & Wood, 1984; Wentzel, 1988).

Фридман (Friedman, 1989) был произведен впечатляющий метаанализ 98 исследований гендерных различий в выполнении математических заданий за период с 1974 по середину 1987 г. Эта работа впечатляет тщательностью и особым вниманием к тем факторам, у которых предыдущие исследователи обнаружили способность повышать валидность метаанализа. В число проанализированных научных работ входили диссертации, статьи в журналах и обширные национальные исследования, в которых участвовали ученики всех ступеней образования: от младшей начальной школы до выпускных старших классов. Результаты, полученные Фридман, говорят о том, что средние половые различия в выполнении математических заданий в настоящее время очень малы. Более того, при сравнении значений величины отличий, полученных путем метаанализа в разные периоды времени, становится ясно, что половые отличия в математических успехах в пользу мужчин с течением времени заметно сократились. Например, если у Хайда (1981) среднее значение (d) равнялось 0,43 (вспомним, что 0,20 считается малой, а 0,50 — средней величиной отличий), то в работе Фридман (1989) сообщается уже цифра 0,22, а по результатам метаанализа 100 исследований, проведенного Хайдом и его коллегами (Hyde et al., 1990 а), эта величина упала до 0,05. Фейнгольд (Feingold, 1988) по итогам метаанализа с использованием норм для некоторых широко применяемых стандартных методик (среди них PSAT, SAT, DAT) также обнаружил, что гендерные отличия в математических способностях с годами стираются.

Валидность (от англ. valid — пригодный, имеющий силу). Комплексная характеристика методики, включающая сведения об области исследуемых явлений и репрезентативности диагностической процедуры по отношению к ним (Бурлачук Л.Ф., Морозов С.М. Словарь-справочник по психодиагностике).

Несмотря на уменьшение величины гендерных различий в области математических дисциплин, Фейнгольд (1988) и другие ученые (Becker & Hedges, 1984; Benbow & Stanley, 1980, 1982) столкнулись с тем, что среди одаренных в математике подростков оказывается непропорционально большое число мальчиков. Что-то подобное обнаружилось у Хайда и его коллег (Hyde et al., 1990 а): когда они сопоставили результаты исследований начиная с младших классов и заканчивая вузами, то полученные гендерные различия в большинстве случаев равнялись нулю. Однако когда результаты исследований, проведенных в вузах и школах, были проанализированы отдельно, то различия в том, насколько успешно решались задания (как в словесной, так и в письменной форме), обнаружились и в вузах (d = 0,29), и в школах (d = 0,32), причем и там и там мужчины были успешнее. (Заметьте, что величина различия не является большой, она лежит в пределах от средней до маленькой.) Различий в счетных способностях и улавливании сути математических понятий обнаружено не было. Впрочем, как отметили Экклз и ее сотрудники, в этих исследованиях не измерялись ни усилия, ни возраст, когда ребенок в первый раз столкнулся с математикой, поэтому мы не можем заключить, что полученные различия коренятся действительно в способностях, а не в разнице в опыте (Eccles & Jacobs, 1986; Eccles et al., 1990).

По мнению Кенрика (Kenrick, 1988), половые различия в математической производительности не являются следствием отличий в когнитивных способностях. Он придерживался точки зрения, что половые различия в этой области напрямую связаны с половыми различиями, касающимися агрессивности и производного от нее стремления к соревнованию. Более того, Кенрик заявил, что это «гиперактивное влечение к доминированию» существует у мужчин благодаря повышенному уровню гормона тестостерона у них в крови. В поддержку своей позиции он приводит тот факт, что у женщин успеваемость лучше, чем у мужчин, в том случае, если они учатся в рамках не очень загруженного учебного плана школьной математической программы, но она резко снижается при обучении по более насыщенной программе SAT-M. Хотя есть основания верить тому, что мужчины более подвержены духу соревнования, чем женщины, мы не можем с такой же уверенностью сказать, что природа этого отличия является гормональной хотя бы потому что мужская гендерная роль несомненно предполагает соревнование в гораздо большей мере, чем женская роль. Более того, вопреки всем историям на эту тему, которые вы могли почерпнуть из СМИ, исследования связи между половыми гормонами и когнитивными способностями (Golub, 1976; Hampson & Kimura, 1988; Heister et al., 1989) смогли предоставить лишь очень слабые доказательства, говорящие в пользу гормонально-когнитивной гипотезы (обсуждение этого исследования см. в: Halpern, 1992, р. 120—133). Из последующего обсуждения станет понятно, что есть веские причины полагать: далеко не последнюю роль в появлении половых различий в математической сфере в пубертатный период играют социальные факторы.

Почему в высшем учебном заведении успеваемость мужчин и женщин начинает различаться

Какими могут быть причины внезапного появления различий между мужчинами и женщинами в успешности решения математических задач? Тому есть несколько убедительных объяснений.

1. Женщинам недостает уверенности в своих математических способностях, и они не рассчитывают на успех в этой области. По результатам некоторых исследований (Eccles, 1989; Fennema & Sherman, 1977, 1978), женщины реже посещают лекции по математике не только потому, что в противном случае они рискуют почувствовать, что уклоняются от социальных норм, но и из-за того, что им просто недостает уверенности в своих математических способностях и они не рассчитывают на успех. Экклз (1989) в своем исследовании продемонстрировала, как уверенность женщин в своих математических способностях снижается начиная с седьмого класса и далее, включая период обучения в высших учебных заведениях. Феннема и Шерман (1977, 1978) обнаружили доказательства наличия связи между уверенностью в усвоении математических дисциплин и успеваемостью в этой области знаний. По результатам одного исследования (Meehan & Overtoil, 1986), мужчины вообще имеют более высокие ожидания успеха в решении задач, чем женщины. Экклз и ее коллеги (Eccles et al., 1990) обнаружили, что из-за гендерных различий в восприятии своих способностей мужчины и женщины выбирают различные учебно-тренинговые программы и стремятся к различным родам деятельности.

В ходе метаанализа гендера и отношения к математике Хайд и его коллеги (Hyde et al., 1990 b) обнаружили лишь малые гендерные различия, касающиеся уверенности в своих математических способностях, однако во время институтского обучения эти различия оказались на порядок больше. Ученые пришли к выводу, что существуют другие факторы (часть из которых рассмотрена ниже), более убедительно объясняющие появление таких гендерных различий в пубертатный период.

2. Девочки могут считать математические достижения неподходящими для своей гендерной роли. Это объяснение предполагает веру многих женщин в то, что хорошо учиться по математике — это гендерно-несоответствующее поведение, и, следовательно, они и не стараются добиваться успехов в этой области. Примечательно, что мальчики и девочки вплоть до подросткового возраста не различаются в своем отношении к математике (Etaugh & Liss, 1992). Хайд и его коллеги (Hyde et al., 1990 b) установили, что среди студентов юноши с большей уверенностью считают математику мужским занятием, чем девушки (значение величины отличий для всех групп достигало 0,90, а наиболее высокие значения наблюдались в группах от 15 до 18 лет). Исследователи предположили, что мужчины указывают своим ровесницам на несоответствие математических достижений их женской роли. По словам Венцель (Wentcel, 1988, р. 693), данные исследований наводят на мысль, что «области деятельности, характеризуемые как мужские (например, математика), могут по мере взросления студенток становиться для них камнем преткновения и начинают восприниматься в отрицательном контексте». Другими словами, для девочек-подростков очень важно нравиться мальчикам и быть привлекательными, а успехи в математике, как им кажется, значительно уменьшают их привлекательность для окружающих. Действительно, девочки реже, чем мальчики, изъявляют желание посещать факультативные занятия по математике, учась в институтах, менее охотно записываются на углубленные курсы лекций по математике, реже хотят сделать карьеру в областях, связанных с математикой, например стать инженером (Eccles, 1984 а, 1984 b). Холперн (Halpern, 1992) упомянула в своей работе об одной экскурсии по Калифорнийскому университету в Лос-Анджелесе, где ее гидом была студентка, которая рассказывала, что девушек, специализирующихся в областях, смежных с математикой, у них называют «дрессированными собачками». Опыт одной из моих студенток (специализировавшейся по домоводству) будет не менее яркой иллюстрацией.

"В течение всей учебы, начиная от детского сада и заканчивая институтом, у нас с сестрами были совсем другие ожидания, чем у братьев. Мои сестры определенно не были уверены в своих интеллектуальных способностях и больше интересовались популярностью и общественной жизнью, чем успехами в учебе. К сожалению, к концу школы или в институте большинство девушек осознает, что они вынуждены выбрать одно из двух. По тестам, которые ежегодно проводятся по всей стране для сравнения школьной успеваемости, я всегда получала хорошие баллы, и из-за этого меня определили в образовательную программу для одаренных и талантливых детей. Это «позорное пятно» я старалась смыть в течение всего отрочества. У меня были хорошие оценки по математике вплоть до восьмого и девятого классов, когда социальные потребности наконец взяли верх и моя успеваемость по математике резко упала."

В подтверждение мысли о том, что некоторые женщины считают математические достижения социально неприемлемыми, можно также привести исследовательскую работу Селкоу (Selkow, 1985), которая показала, что гендерные различия в решении задач могут быть сокращены, если контролировать поло-ролевую идентификацию. Другими словами, женщины с сильной традиционной поло-ролевой идентификацией решали задачи хуже, чем те, у кого не было настолько сильной идентификации, и возможно, причиной такого положения дел послужило представление первых о том, что успехи в математике не соотносятся с женской ролью. Конечно, мы не исключаем и возможности, что девочки со слабыми математическими способностями сильнее идентифицируются с традиционной женской ролью, так как в рамках этой роли у них просто больше шансов на успех.

Не менее примечателен и тот факт, что девочки, вопреки неопровержимым доказательствам того, что их математические способности не хуже, чем у мальчиков, реже становятся учеными или инженерами (Kimball, 1989). Бейкер и Перкинс-Джонс (Baker & Perkins-Jones, 1993) высказали мнение, что успешность студента в той или иной дисциплине связана со специальностью, которую он планирует выбрать. Экклз (Eccles, 1989) обнаружила, что после восьмого класса девочки все меньше и меньше включают математику в свои планы на будущее и, что закономерно, все менее охотно посещают факультативы по математике. Как писали Бейкер и Перкинс-Джонс:

"Если студентам предоставляется возможность получить в будущем хорошее дополнительное образование или работу при условии, что они показывают высокую успеваемость по математике, они с большой вероятностью будут стараться, учителя станут поддерживать их в этом начинании, а родители и друзья будут со своей стороны утверждать в мысли, что математику как область применения знаний необходимо воспринимать серьезно. Студентки же, наоборот, имея меньше возможностей такого рода, могут посчитать математику бесполезной во взрослой жизни, а учителя, родители и друзья будут всячески поддерживать их в этом убеждении" (Baker & Perkins-Jones, 1993, p. 92).

Бейкер и Перкинс-Джонс (1993) заключили, что если их гипотеза верна, то в культурах, предоставляющих женщинам больше возможностей сделать карьеру в математической сфере, должны обнаруживаться меньшие различия полов в решении математических задач, чем в странах с сильным гендерным расслоением, где карьеры в математической сфере раз и навсегда закреплены за мужчинами. Что и было подтверждено их собственным исследованием, в котором приняло участие 77 602 ученика восьмых классов из 19 стран (математическая производительность измерялась при помощи стандартного теста). В таблице 2.1 отражены средние для мальчиков и девочек показатели по тесту, состоящему из сорока пунктов, и величина отличия для каждой страны. Как мы можем убедиться, были обнаружены значительные кросс-культурные вариации половых различий в математических навыках: в семи странах у мальчиков были лучшие результаты, чем у девочек (Франция, Израиль, Люксембург, Нидерланды, Новая Зеландия, Канада, Свазиленд); в восьми странах половых различий обнаружено не было (Британская Колумбия, Англия, Гонконг, Япония, Нигерия, Шотландия, Швеция, США); а еще в четырех странах девочки обогнали мальчиков (Бельгия, Финляндия, Венгрия, Таиланд). Авторы соотносят эти результаты с данными, отражающими сокращение половых различий в математической сфере в странах, где растет диапазон возможностей для женщин, и утверждают, что полученная общая картина противоречит биологическим моделям когнитивных отличий, которые ставят социальные факторы на второе место после биологических.

3. Родители и учителя редко поощряют девочек в изучении математики. Возможно, причину того, что женщины мало верят в свои математические способности, следует искать в ожиданиях и поддержке со стороны родителей и учителей. Хайд (1990 b) обнаружил, что именно в институте родители и учителя начинают считать математику исключительно мужской областью. В целом ряде исследований Двек и ее коллеги (Dweck & Bush, 1976; Dweck et al., 1978; Dweck et al., 1980) показали, что учителя поощряют мальчиков гораздо больше, чем девочек, давая им понять, что их успехи являются следствием хороших способностей, а ошибки, допущенные мальчиками, предпочитают объяснять в основном различными преходящими факторами, например недостаточным старанием. Такие атрибуции снижают уверенность девочек в своих академических способностях, несмотря на то что успеваемость девочек обычно выше, чем у мальчиков. В результате — понижение устойчивости или нарушение производительности после совершения ошибки либо переживания из-за ожидания ошибки. Для афроамериканок это проблема еще большего масштаба, так как их шансы получить слово на уроке и ответить на вопрос учителя еще ниже, чем у белых девочек, а ожидания учителей относительно таких девочек тоже низки (Белл, 1989).

Парсонс и соавторы (Parsons et al., 1982) обнаружили, что содействие родителей и их вера в способности ребенка оказывает сильное влияние на веру ребенка в свои собственные способности и в конечном счете на те дисциплины, которые он выберет для изучения. Метаанализ, проведенный Хайдом и его коллегами (Hyde et al., 1990 b), показал, что мужчины более, чем женщины, склонны приписывать математические успехи своим способностям. Исследователи отмечают, что восприятие родителей все равно остается гендерно-дифференцированным, даже если их сыновья и дочери одинаково хорошо учатся и одинаково выполняют стандартные тесты (Eccles et al., 1990; Eccles-Parsons et al., 1982). В уже упоминавшемся ранее исследовании Бейкер и Перкинс-Джонс (Baker & Perkins-Jones, 1993), в котором участвовали школьники 19 стран, также обнаружилась связь между поддержкой родителей в изучении математики и гендерными различиями в успеваемости по данному предмету. Половые различия в родительской поддержке оказались связанными с половыми различиями в доступности программы по математике. Однако вселяет надежду то, что Хайд и его коллеги в своем метаанализе (Hyde et. al., 1990 b) обнаружили тенденцию к сокращению гендерных различий в поддержке со стороны родителей и учителей.

В дополнение к вышесказанному следует упомянуть об исследовании Экклз (Eccles et al., 1990), в ходе которого выяснилось, что родители в том случае, если успехи в математике делает их дочь, предпочитают относить их за счет старания, а не способностей. Что касается сыновей, для них действительно обратное. Подобные родительские ожидания и атрибуции влияют на самовосприятие ребенка и с большой вероятностью оказываются причиной того, что девочки впоследствии стараются избегать «мужских» занятий, в данном случае — математики и науки вообще. Однако следует отметить, что, согласно Рэймонд и Бенбоу (Raymond & Benbow, 1986), родители в равной степени поощряли математические достижения мальчиков и девочек, если они были экстраординарными.

Даже когда женщины посещают тот же объем лекций по математике, что и мужчины, их преподаватели и классные наставники реже рекомендуют им продолжать занятия наукой в областях, смежных с математикой. Совсем недавно одна студентка — будущий инженер-самолетостроитель — рассказала мне, что преподаватель по профилирующему предмету заявил в первый же день занятий: «Я сомневаюсь, что женщины смогут хорошо ориентироваться в моем предмете». По словам другой моей знакомой студентки-инженера, когда у ее подруг случались трудности в понимании специальных предметов, им рекомендовали подумать о смене специальности, в то время как их однокашникам-мужчинам в тех же ситуациях советовали «напрячься и выкарабкаться». То, что произошло с этими женщинами, хорошо соотносится с результатами исследования, проведенного Матиас (Matyas, 1987), которое показало, что учителя в колледже, преподаватели математики, научных и инженерных дисциплин уделяют больше внимания студентам-мужчинам и гораздо настойчивее рекомендуют им заниматься наукой и продолжать обучение.

Большинство учителей намеренно пытаются вести себя с учениками и ученицами одинаково, но исследование показывает, что они все-таки исподволь больше содействуют мальчикам, особенно в отношении математики (Brophy, 1985; Eccles & Blumenfeld, 1985). Парсонс и его коллеги (Parsons et al., 1982) сравнили классы, в которых ожидание математических успехов от мальчиков было выше, чем от девочек, с классами, где ожидания учителей никак не были связаны с половыми различиями. Исследователи обнаружили, что в классах, где не было разницы в ожиданиях, девочки более активно взаимодействовали с учителем и чаще удостаивались похвалы. Обратная ситуация наблюдалась в классах, где от мальчиков заранее ожидали больших успехов, чем от девочек. В одном из исследований (Becker, 1981) было подсчитано, что на уроках геометрии мальчиков чаще спрашивали и вызывали к доске (несмотря на то что девочки так же активно тянули руки), они получали больше отзывов, похвалы, индивидуальных указаний и поощрений, чем девочки. В этом исследовании также обнаружилось, что из всего числа неодобрительных комментариев со стороны учителей 84% получили девочки, а вот из одобрительных им досталось только 30%. По отношению к мальчикам учителя проявляли больше настойчивости; оказалось, что только мальчики могут рассчитывать на более чем 5-минутный разговор с учителем.

Ассоциация женщин американских университетов провела длившееся две декады исследование, в отчете о котором (1992) говорится, что учителя уделяют больше внимания мальчикам, чем девочкам, и что образовательная система ориентирует девочек на традиционную, отведенную для женского пола работу, отстраняя их от областей, изучение которых открывает путь к карьере в науке и производстве. Учителя часто поощряют у девочек пассивность и наказывают за настойчивость (Sadker & Sadker, 1982), чем серьезно усложняют им процесс соревнования с мальчиками за внимание учителя (Bell, 1989).

4. Есть основания полагать, что жизнь девочек за пределами школы менее богата опытом в математической области и сфере решения задач. Этот факт может частично объяснять наличие гендерных различий в решении математических задач. Хотя такая возможность не была еще всесторонне изучена, некоторые исследования все же показывают, что мальчики обладают более богатым опытом в отношении математики и наук, нежели девочки (Kahle et al., 1986; Linn & Petersen, 1986). В первой главе мы обсуждали, как детские игрушки могут стимулировать развитие различных навыков у мальчиков и у девочек.

Эмпатия и экспрессивность

Общепринятые стереотипы содержат и идею о существовании множественных гендерных отличий в сфере эмпатии и эмоциональности. Дейв Барри однажды сказал, что женщины в принципе могут оставить попытки дождаться от мужчин эмоциональности: «Если бы вам представилась возможность проникнуть глубоко в душу мужчины, то там, далеко внизу, под этой оболочкой мачо и слоем бесконечных занудных бесед о разных вещах вроде чемпионата мира 1978 года, вы бы обнаружили страстную и горячую увлеченность... чемпионатом мира 1978 года. Да, приходится признать, что мужчинам недоступны эмоциональные мысли и переживания. Пора вам, женщинам, понять это!» (Barry, 1991).

Слова Дейва Барри в точности отражают то, что думает большинство людей. Говоря о различиях между мужчинами и женщинами, мы часто считаем, что женщины лучше выражают эмоции и более восприимчивы к чувствам окружающих (эмпатичны), чем мужчины. Действительно, вера в то, что женщины более эмоциональны, чем мужчины, является одной из наиболее тривиальных находок в ходе изучения гендерных стереотипов (Birnbaum et al., 1980; Fabes & Martin, 1991). Айкс и Барнс (Ickes & Barnes, 1978) объяснили, что мужественность обычно связывают с достижениями, автономностью и стремлением к контролю — причем такому, в котором на первом месте стоит способность влиять на осознанное выражение или сокрытие своих чувств. О женственности они писали, что она, наоборот, ассоциируется с межличностной коммуникацией, стремлением к объединению и активным выражением своих чувств.

Различия в эмоциональности между мужчинами и женщинами можно рассматривать на нескольких уровнях. На одном уровне мы имеем дело со способностью понимать эмоциональные состояния других (эмпатия) и умением выразить это понимание (эмпатическая экспрессия). На другом уровне нас интересует переживание самим человеком своих эмоций (эмоциональные переживания) и его способы эти эмоции выражать (эмоциональная экспрессия). Оба уровня имеют большое значение для душевного здоровья и межличностных отношений, что мы будем подробно обсуждать в главе 4, когда пойдет речь об ограничениях, накладываемых традиционной мужской ролью.

Эмпатия

Действительно ли женщины более эмпатичны, чем мужчины? Если это и так, то причиной, вероятно, являются социальные нормы. От кого вы ожидаете большей эмпатии и более глубокого понимания эмоционального состояния других — от мужчин или от женщин? Как и большинство людей, вы наверняка испытываете полную убежденность в том, что женщины более эмпатичны, чем мужчины. Исследователи, однако, вашей уверенности не разделяют. Данные, касающиеся гендерных различий в эмпатии, на первый взгляд кажутся непоследовательными, а при ближайшем рассмотрении становится ясно, что они меняются в зависимости от используемого в каждом конкретном случае метода измерения эмпатии. Айзенберг и Леннон (Eysenberg & Lennon, 1983), проводя всеобъемлющий обзор исследовательских работ в данной области, обнаружили, что чем более очевидно было, что тест измеряет уровень эмпатии, тем меньшие гендерные различия выявлялись. Например, серьезные различия наблюдались в исследованиях с использованием шкал, где обследуемый должен был сообщить, насколько эмпатичным он стремится быть, сравнительно скромные различия — у исследователей, использовавших шкалы, где надо было сообщить о своих чувствах после переживания определенной эмоционально насыщенной ситуации, а в работах, в которых использовались измерения физиологических показателей или мимических реакций, различий вообще не было обнаружено. Иначе говоря, подобные наблюдения могут означать, что мужчины не желают, чтобы окружающие видели их эмпатичными, потому что это не соответствует гендерной роли. Забота и ласка — это важные части женской гендерной роли. Таким образом, мужчины не хуже женщин способны определять чувства других и внутренне сопереживать им, но они заинтересованы в том, чтобы окружающие никак не заметили этого по их поведению. В первую очередь вышесказанное относится к мужчинам, приверженным традиционной гендерной роли и, следовательно, считающим эмпатийную отзывчивость качеством, не согласующимся с этой гендерной ролью. В главе 4 мы будем обсуждать более глубокие аспекты мужской гендерной роли, включая ту ее часть, которая заставляет избегать поведения, ассоциируемого с женственностью.

На мой взгляд, вовсе не удивительно, что мужчины проявляют меньшую, чем женщины, эмпатию. Прежде всего, немалая часть опыта социализации развивала в мужчинах способность подавлять эмпатийную отзывчивость.

Выше уже обсуждались игрушки, традиционно предназначенные для мальчиков или для девочек. «Женские» игрушки (например, куклы) развивают эмпатическую экспрессию, тогда как «мужские» игрушки обычно ее не развивают. Еще одна причина состоит в том, что мужчины постоянно оказываются в ситуациях, требующих от них проявления силы, независимости, властности, стремления к соревнованию — качеств, которые едва ли сочетаются с эмпатийной отзывчивостью. Давление со стороны, принуждающее быть независимым и стремиться к соревнованию, часто начинается уже в детстве.

Блок (Block, 1973) следила за развитием группы мальчиков и девочек в течение 40 лет. За это время она обнаружила, что родители вели себя по-разному с сыновьями и дочерьми. В частности, дочерей воспитывали так, чтобы они выражали свои чувства и были в хороших отношениях с окружающими. Воспитывая сыновей, их поощряли за проявление независимости и учили, что надо контролировать свои эмоции. Возможно, у мужчин менее богатый, чем у женщин, опыт в сфере эмпатийной отзывчивости, и в результате они просто не знают, как реагировать на эмоциональный дискомфорт другого человека.

Таврис (Tavris, 1992) высказала мнение, что за различия в эмпатии между мужчинами и женщинами ответственны гендерные роли. Так называемые «женские занятия», вроде ухода за детьми, требуют эмпатийной отзывчивости. Она упомянула об исследованиях, объектом которых были одинокие мужчины, вынужденные заботиться о своих детях, так как остались вдовцами или были брошены женами (причем когда эти отцы еще были женаты, то и не думали брать на себя заботу о детях). У таких мужчин были обнаружены типично женские черты, например заботливость и сочувствие. Иначе говоря, они стали ухаживать за детьми совсем не оттого, что были такими заботливыми, а наоборот, стали заботливыми, лишь начав ухаживать за детьми. В этом случае социальная роль требует эмпатийного поведения, а подобные социальные роли присущи почти исключительно женщинам.

Теория социальных ролей

Рассуждения Таврис полностью соответствуют теории социальных ролей (social roles theory) Игли (Eagly, 1987). Согласно этой теории многие гендерные различия являются продуктами разных социальных ролей, которые поддерживают или подавляют в мужчинах и женщинах определенные варианты поведения. Другими словами, разные для двух полов виды опыта, проистекающие из гендерных ролей, приводят к тому, что навыки и аттитюды у мужчин и женщин отчасти различаются, и именно на этом основываются различия в поведении (Eagly & Wood, 1991). Теория социальных ролей также говорит, что социальные роли нередко приводят к образованию социальных стереотипов (не считая тех случаев, когда стереотипы приводят к формированию социальных ролей). Иначе говоря, мы видим, как мужчины заняты одними делами, а женщины — другими, и заключаем из этого, что они суть разные люди. В исследовании До и Льюиса (Deaux & Lewis, 1984) испытуемые оценивали личность женщин, принявших на себя мужские роли, как более мужественную в сравнении с личностью женщин, исполняющих женские роли. Подобным же образом личность мужчин, взявших на себя женские роли, они считали более женственной, чем у мужчин, исполняющих традиционно мужские роли. Сходные результаты получили Игли и Штеффен (Eagly & Steffen, 1984), которые просили испытуемых описывать выдуманных мужчин и женщин, работающих вне дома либо занимающихся целый день домашним хозяйством. Независимо от гендера выдуманных персонажей, тех из них, кто работал вне дома, описывали в более мужественных категориях, а тех, кто весь день сидел дома, — как более женственных.

Теория социальных ролей (Social roles theory). Концепция, разработанная А. Игли, согласно которой большинство гендерных различий являются продуктами социальных ролей, поддерживающих или подавляющих различие в поведении мужчин и женщин. Социальные роли нередко приводят к образованию социальных и гендерных стереотипов.

Уильямс и Бест (Williams & Best, 1986) предположили, что стереотипы о гендерах развились как механизм для поддержания поло-ролевой дифференциации. По их мнению, женщина пришла к роли домохозяйки потому, что уход за младенцем накладывал ограничения на ее мобильность, а ведение домашнего хозяйства прекрасно удовлетворяло требованию оставаться дома. Обнаружив, что такое распределение ролей очень удобно, общество пытается убедить себя в том, что эти роли подходят их носителям. Для этого оно порождает верования о неких качествах мужчин и женщин, которые служат для обоснования того, что их роли подходят им как нельзя лучше. Устоявшись, эти верования начинают служить нормами поведения для взрослых и моделями для социализации детей.

Таврис (Tavris, 1992) описала следующее явление: независимо от гендера люди, не наделенные властью, обладают тонкой чувствительностью к невербальным сигналам. Эта чувствительность обоснованна, так как, чтобы выжить, «подчиненным» необходимо уметь воспринимать знаки поведения власть имущих и должным образом на них реагировать. Другими словами, восприимчивость женщин к чувствам других — это не более чем адаптивная реакция на их слабое и подчиненное положение. Например, до недавнего времени считалось общепринятым, что в семье почти вся власть сконцентрирована в руках мужчины. Женщины, которые не хотели покоряться и подчиняться, испытывали упреки со стороны мужа и родителей. Чтобы получить возможность заговорить о некоторых вещах, имея при этом хоть какие-то разумные шансы на успешное завершение беседы, женщине в такой семье приходилось внимательно следить за поведением мужа, ожидая, когда он будет в «нужном» настроении. Эксперименты с разнополыми парами, в одних из которых лидером был мужчина, а в других эту функцию выполняла женщина, обнаружили, что подчиненные, независимо от их гендера, были более чувствительны к невербальным сигналам, чем лидеры, независимо от гендера последних (Snodrgass, 1985). В главе 3 мы будем говорить о фактах, показывающих, что женщины все еще обладают меньшей властью, чем мужчины.

Несмотря на неочевидность всех доказательств существования гендерных различий в эмпатии, проведенный Холл (Hall, 1984) анализ 125 исследований гендерных различий в чувствительности к невербальным сигналам показал, что женщинам в целом свойственна лучшая способность к чтению эмоций окружающих, нежели мужчинам. Если женщины лучше «расшифровывают», то логично было бы ожидать, что их уровень эмпатии выше (Eysenberg et al., 1989). Однако не будем забывать, что в большинстве исследований не было обнаружено гендерных различий в эмпатии, а если таковые и проявлялись, то были очень слабыми. Вспомните сейчас всех женщин и всех мужчин, с которыми вы знакомы. В числе этих знакомых у каждого из нас найдутся чрезвычайно эмпатичные мужчины и крайне эгоистичные, никому не сочувствующие женщины. Действительно ли различия между известными вам мужчинами и женщинами настолько велики, чтобы мы имели право считать мужчин менее эмпатичными, чем женщины? Действительно ли мы хотим гендерные различия в эмпатической экспрессии поставить в ряд фундаментальных биологических отличий? Не следует ли в каждом человеке, независимо от гендера, поощрять способность правильно реагировать на эмоциональные трудности и самораскрытие других людей?

Эмоциональность

Верно ли, что женщины эмоциональнее мужчин? Когда как. Эмпатия подразумевает чувствительность к эмоциональным состояниям других. А как насчет переживания и выражения человеком своих собственных эмоций? Вы верите, что женщины эмоциональнее мужчин? Верите ли, что женщины более склонны к выражению эмоций, чем мужчины? К несчастью, этот сюжет мало разработан, но результаты тех немногих исследований, которые все же были проведены, говорят о том, что мужчины и женщины обладают равной эмоциональностью, но выражают свои эмоции с разной степенью интенсивности, что объясняется различиями в нормах, касающихся эмоциональной экспрессии.

Айзенберг и соавторы (Eisenberg et al., 1989) обнаружили по мимическому показателю и в самоотчете испытуемых достаточно скромные межполовые отличия, говорящие в пользу большей отзывчивости женщин. Один из самых интересных выводов, сделанных в этом исследовании, состоял в том, что эти гендерные различия с возрастом увеличивались. Например, у детей дошкольного возраста обнаруживалось очень мало гендерных отличий, но уже ко второму классу они начинали проявляться все более открыто. Авторы также отметили, что «маскировка и подавление негативных мимических реакций за время детства заметно возрастает, особенно у мальчиков» (Eisenberg et al., 1989, p. 115). В других исследованиях, в которых участвовали как подростки (Stapley & Haviland, 1989), так и учащиеся колледжа (Snell, 1989), и взрослые (Saurer & Eisler, 1990), выяснилось, что женщины более эмоционально экспрессивны, чем мужчины. Эти исследования, в особенности те из них, которые локализуют важнейшие поворотные моменты детства, говорят о том, что в процессе социализации мы учимся выражать или подавлять эмоции социально приемлемыми способами. В нашем обществе существуют различные ожидания и нормы относительно эмоциональной экспрессии для мужчин и женщин. Эти различные ожидания передаются нам в течение всей жизни. Например, эмоциональная жесткость считается одной из важнейших описательных характеристик «настоящего мужчины» (об этом еще пойдет речь в главе 4), и в определенной социальной среде отклонения по этому показателю низводят их обладателя до положения «не мужика» (многие из нас были свидетелями того, как какого-нибудь мужчину, который не дотягивает до мачо, называли «слюнтяем» или «неженкой»). Сходным образом воспитывали многих женщин, поучая их, что следует походить на настоящую «леди», что подразумевает, помимо целого ряда других условий, умение сдерживать или избегать выражения гнева, который мог бы поставить под угрозу межличностные взаимоотношения (Kaplan et al., 1983; Lemkau & Landau, 1986).

Моя особенная увлеченность нормами, касающимися эмоциональной экспрессивности мужчин, объясняется тем, что мой маленький сын получает нетрадиционное воспитание и из-за этого является потенциальной мишенью для социального отвержения, а я, как любая мама, не хочу, чтобы мой ребенок страдал. Однажды, когда Кену было 5 лет, он рисовал для друзей из детского сада «валентинки». Ни одной из них он не подписал: «Тому-то и тому-то от Кена», а вместо этого написал на каждой: «Я тебя люблю», чем поставил меня в тупик. Я не знала, следовало ли мне сказать Кену, чтобы он не делал так, ведь у мальчиков не принято выражать любовные чувства по отношению к своим товарищам. Я решила, что в пятилетнем возрасте социальные последствия такого поведения будут, скорее всего, минимальными, но отдавала себе отчет, что через несколько лет за подобное поведение мой сын будет подвергаться жестоким гонениям со стороны сверстников. А еще Кен обнимал и целовал друзей и подруг, приветствуя их и прощаясь. Его сверстники в детском саду достаточно хорошо переносили эти его изъявления чувств. Тем не менее несложно было предсказать, что через несколько коротких лет это поведение станет восприниматься неадекватно, особенно в среде мальчиков. Действительно, пойдя в школу и проучившись там всего две недели, Кен уяснил, что его поведение имеет определенные социальные последствия, и больше так не делал. Во втором классе, купив «валентинки» своим школьным друзьям, он зачеркнул «Я тебя люблю» и вписал «Ты мне нравишься». Возможно, если бы Кен был девочкой, список ограничений пришлось бы продолжать. Исследование (Brody, 1985; Eisenberg et al., 1989) действительно показывает, что половые различия в эмоциональности в целом более заметны у подростков и взрослых, чем у детей. Чтобы их создать, требуется время.

Не менее интересно рассмотреть плач как выражение эмоций. Каким образом гендерные различия в отношении к слезам могут основываться на различии гендерных ролей? Когда я была ребенком, подростком, а потом молодой девушкой, то легко срывалась на плач в ситуациях фрустрации, боли или злости. Теперь в подобных ситуациях я никогда не плачу. Откуда такая перемена? Я хочу, чтобы окружающие воспринимали меня компетентной и владеющей собой, и знаю, что слезы помешали бы этому. Интересно, что компетентность и владение собой — это важные характеристики мужской роли, и стоило мне, женщине, начать работать и соревноваться с мужчинами, как я эти нормы незамедлительно восприняла. К сожалению, я так хорошо научилась контролировать этот способ выражения эмоций, что теперь мне очень сложно заплакать, даже если я чувствую, что хочу этого. Мне кажется, многие мужчины ощущают то же самое.

Джонсон и Шульман (Johnson & Shulman, 1988) обнаружили, что взрослые женщины больше выражают чувства, направленные на окружающих (например, проявление интереса к чувствам других, их потребностям и желаниям), чем мужчины. Мужчины же проявляют больше эгоцентричных чувств (например, потребностей, желаний, собственных интересов), чем женщины. В другом исследовании выяснилось, что женщинам более удобно, чем мужчинам, выражать чувства страха и грусти (Blier & Blier-Wilson, 1989; Brody, 1984), и вместе с тем люди не видят межполовых различий в способности испытывать страх и грусть (Fabes & Martin, 1991). Считается также, что мужчины проявляют — но не испытывают — больше злости, чем женщины (Fabes & Martin, 1989), а женщины испытывают злость ровно так же часто, интенсивно и по тем же поводам, что и мужчины. Коппер и Эпперсон (Kopper & Epperson, 1991) не смогли обнаружить у женщин большего подавления злости, чем у мужчин, однако те из них, кто по поло-ролевому опроснику Бем подпадал под описание мужественного типа, более склонны были оказываться в состоянии гнева и отыгрывать злость на окружающих. Фейбс и Мартин (Fabes & Martin, 1991) объяснили, что мужчинам более свойственно, по сравнению с женщинами, вести себя агрессивно, что заставляет некоторых думать, что мужчины проявляют больше злости.

Исследования некоторых других гендерных различий

Агрессия

Различия в агрессивном поведении находятся в ряду наиболее достоверных гендерных различий, но, как и другие рассмотренные нами, они далеко не столь велики и не настолько очевидно связаны с биологическими отличиями, как можно было бы предположить, В своем знаменитом обзоре литературы по гендерным различиям Маккоби и Джеклин (Maccoby & Jacklin, 1974) сделали вывод, что агрессия — это единственное социальное поведение, для которого существуют доказательства, говорящие о совершенно явных половых отличиях. Все три метаанализа психологической литературы, проведенные в 80-х гг. (Eagly & Steffen, 1986; Hyde, 1984 b; Hyde, 1986), также содержали вывод о существовании гендерных различий в агрессивном поведении. Вместе с тем Игли и Штеффен (Eagly & Steffen, 1986) пришли к заключению, что для взрослых эти различия весьма невелики (d = 0,29). В работе Хайда (Hyde, 1984 b) содержащей большое количество исследований, проведенных на детских выборках, сделан вывод о средней величине отличия (d = 0,50). Это означает, что только от 2 до 5% всех случаев агрессивного поведения можно объяснить гендером (т.е. от 95 до 98% происходит из других источников). Отчасти наше искаженное восприятие гендерных различий в агрессии можно объяснить тем фактом, что преобладающее большинство насильников и убийц — именно мужчины. Однако, как совершенно справедливо отмечено у Бербэнк (Burbank, 1994), подобные действия совершает очень малая часть мужчин. Принимая во внимание эти крайние варианты, поведение большинства мужчин сходно с поведением большинства женщин. Другая причина, которая заставляет нас считать мужчин более агрессивными,— это устоявшаяся в нашей культуре вера в то, что такими их делает более высокий уровень тестостерона в крови. На самом деле пока не существует убедительных экспериментальных доказательств наличия у человека связи «тестостерон— агрессия» (Bjorkvist, 1994).

Бьйорквист и Ньемела (Bjorkvist & Niemela, 1992) пришли к выводу, что существует несколько факторов, от которых зависит, кто более агрессивен — мужчина или женщина: гендер участников конфликта, тип агрессии и конкретная ситуация. Например, Лагерспец (Lagerspetz, 1988), исследуя финских детей 11-12 лет, учащихся в школе, обнаружил, что девочки предпочитали использовать косвенные формы агрессии (распускали слухи, заводили нового друга «в отместку» старому), в то время как мальчики чаще открыто выражали агрессию (толкались, кричали, дрались). Бьйорквист и его коллеги (Bjorkvist et al., 1994) предположили, что женщинам, из-за того что они более слабы физически, нет смысла применять физическую агрессию, и поэтому они прибегают к вербальной или косвенной агрессии. Целый ряд ученых в своих кросс-культурных исследованиях говорили о том, что стратегии косвенной агрессии в целом чаще встречаются у женщин, чем у мужчин, хотя и отмечали некоторые вариации (Bjorkvist, 1994).

Метаанализ, проведенный Хайдом (Hyde, 1984 b), показал, что гендерные различия в агрессии у дошкольников в целом больше, а у учащихся колледжа — меньше. По данным исследования, мужчины уже к раннему взрослому возрасту начинают выражать агрессию вербально или косвенными путями, причем в их арсенале — не только сплетни, но и критические замечания, прерывание на полуслове, инсинуации без прямого обвинения и поведение типа «отстань от меня» (Bjorkvist et al., 1992, 1994). По наблюдениям Бьйорквиста, социальные нормы среднего класса в европейской и североамериканской культурах не поощряют проявлений физической агрессии у взрослых мужчин.

В число факторов, влияющих на то, будут ли в конечном счете обнаружены гендерные различия в агрессии, входят тип агрессии и ситуационный контекст. Бьйорквист и Ньемела (Bjorkvist & Niemela, 1992) заметили, что в большинстве работ, направленных на исследование половых различий в агрессии, под последней понималась лишь физическая агрессия, а этот тип, как мы знаем, вероятнее всего встречается у мужчин. Действительно, сильнейшей предпосылкой для обнаружения гендерных различий в агрессии, по результатам метаанализа Игли и Штеффен (Eagly & Steffen, 1984), был такой ситуационный контекст, который провоцировал проявление скорее физической, чем психологической агрессии (в ситуациях, требующих применения физической агрессии, мужчины с большей вероятностью выдавали агрессивное поведение).

Игли и Штеффен также указали на то, что большинство социально-психологических исследований агрессии замыкалось на агрессии в отношении незнакомых людей в ситуациях кратковременных встреч. Результаты кросс-культурных исследований, в которых рассматривались физические и косвенные формы агрессии в межличностных взаимоотношениях, дают веские поводы усомниться в том, что мужчины действительно более агрессивны, чем женщины (см. специальный номер журнала «Половые роли», посвященный кросс-культурным исследованиям агрессии у женщин и девочек (Sex Roles, 1994, Vol. 30, Nos. 3 and 4).

Игли и Штеффен применили теорию социальных ролей для рассмотрения гендерных различий в агрессии. Они писали, что эти различия могут частично объясняться гендерными ролями, которые поощряют проявление мужчинами агрессии в некоторых формах, в то время как агрессивность у женщин не приветствуется (агрессивность, например, несовместима с некоторыми важнейшими составляющими женской роли — женщина должна быть нежной и избегать физической опасности). По данным, полученным в исследованиях Кемпбелл и Мансер (Campbell & Muncer, 1987) и Кемпбелл и др. (Campbell et al., 1992), можно заключить, что мужчин нередко принуждают к агрессии окружающие. Кто-либо ставит под сомнение их самоуважение или общественное положение, а мужчины представляют, что в глазах других их пассивность будет оценена негативно. Женщины, наоборот, испытывают смущение, если им пришлось проявить агрессию на людях. Перри и др. (Perry et al., 1989) обнаружили, что к 10-летнему возрасту за одно и то же агрессивное поведение мальчики ожидают меньшее неодобрение от родителей, чем девочки. Игли и Штеффен (Eagly & Steffen, 1986) также отметили, что мужчины предпочитают роли, в которых требуется проявление агрессии (например, в военной или спортивной областях), приобретая, таким образом, навыки и опыт агрессивных действий. Для большинства женских ролей, наоборот, агрессивность совершено неуместна (например, мать, секретарша, учительница, нянька) и скорее рождает чувство вины и тревоги из-за своей несовместимости с направленностью женской роли на нежность и заботу о других.

Конформность и подверженность влиянию

Социальные стереотипы, касающиеся гендеров, могут вынудить нас поверить, что по сравнению с мужчинами женщины — более конформны, легкоубеждаемы и управляемы из-за своей зависимости и подчиненности (Eagly & Wood, 1985). Ранние исследования конформности прямо не затрагивали вопрос гендерных различий. Шериф (Sherif, 1937) в своем исследовании информационного давления задействовал только мужчин. Эш (Asch, 1956), изучая нормативное давление, судя по всему, собрал данные по обоим полам, но почему-то сообщил результаты только по мужской выборке. Хотя ни в одном из более поздних исследований, в которых принимали участие и мужчины и женщины, не было обнаружено гендерных различий в подверженности влиянию, это не помешало авторам социально-психологических трудов и «Справочника по социальной психологии» с завидной уверенностью вплоть до конца 70-х гг. стоять на той точке зрения, что женщины более подвержены влиянию, чем мужчины. И это вопреки тому, что 82% исследований, сравнивавших мужчин и женщин на предмет убеждаемости, и 74% исследований, в которых искали гендерные различия в конформности, никаких различий не обнаружили (Eagly, 1978; Eagly & Wood, 1985).

Используя новую в то время технику метаанализа, Игли и Карли (Eagly & Carli, 1981) провели анализ 148 работ по социальному влиянию за период с 1949 по 1977 г. В результате они обнаружили небольшую, но статистически значимую величину отличий для подверженности влиянию в зависимости от гендера (значение d находилось в пределах 0,16 — 0,26; напомним, что 0,20 считается малым значением, а 0,50 — средним). Наибольшие значения d были получены в исследованиях группового давления, где одного члена группы все остальные принуждали изменить определенное поведение или верования (0,23 < d < 0,32). Этот факт может объясняться тем, что женщины — более «общественные» создания и, следовательно, стараются сохранить гармонию в группе и добрые чувства ее членов друг к другу (Eagly, 1978; Eagly & Wood, 1985). Другой причиной может быть то, что мужчины менее конформны из-за социальных норм, которые предписывают им быть независимыми и не поддаваться влиянию со стороны. Было обнаружено, что мужчины менее конформны в ситуации, когда они считают, что члены группы знают их мнение, чем тогда, когда они уверены, что другим их мнение неизвестно. На конформность женщин этот фактор не оказывал никакого влияния (Eagly et al., 1981).

В статье Игли (Eagly, 1978) говорится, что среди 22 работ по этой теме, проведенных и опубликованных до 1970 г., 32% указывают на большую степень подверженности влиянию у женщин, тогда как из 40 исследований, обнародованных после 1970 г., лишь 8% обнаружили те же самые различия. Она заметила, что социально-психологическое влияние биологического пола, по всей видимости, зависит от контекста культуры. Игли также заключила, что, исходя из того, что нам свойственно подчиняться мнению других тогда, когда мы не уверены в своей позиции или способностях, наибольшие половые различия будут обнаруживаться в исследованиях, использующих темы, в которых представители одного гендера ориентируются лучше. Например, целый ряд ранних исследований гендерных различий оперировал знаниями из военной области и политики (Eagly, 1978). Систранк и Макдэвид (Sistrunk & McDavid, 1971) а также Голдберг (Goldberg, 1974, 1975) обнаружили следующую закономерность: когда затрагивались женские темы, мужчины были более склонны к конформному поведению, чем женщины, и наоборот. Мопен и Фишер (Maupin & Fischer, 1989) тоже пришли к выводу, что на получаемые гендерные различия в подверженности влиянию оказывают воздействие следующие факторы: связано ли задание каким-либо образом с гендером и обладают ли мужчины (или женщины) явным превосходством в данной области. Однако Игли и Карли (Eagly & Carli, 1981), которые просили испытуемых обоих полов оценить каждую из 83 тем, фигурировавших в работах по внушаемости с 1949 по 1977 г., с точки зрения интереса, который она для них представляет и своей осведомленности в ней, не нашли доказательств того, что исследователи чрезмерно тяготели к темам, в которых мужчины лучше ориентировались и которыми интересовались. Вместе с тем они обнаружили, что в большом количестве случаев использование мужских тем было связано с высокой подверженностью влиянию у женщин.

Есть и более любопытные находки в отношении гендера и внушаемости. Одна из них заключается в том, что пол исследователя, судя по всему, сильно влияет на факт обнаружения гендерных отличий. Игли и Карли подсчитали, что 79% исследований, в которых были обнаружены гендерные отличия в пользу большей внушаемости женщин, были осуществлены мужчинами, а также что исследователи-мужчины обнаруживали более значительные отличия, чем их коллеги женского пола. Исходя из этого, Игли и Карли заключили, что, вероятнее всего, ученые склонны планировать, осуществлять и излагать свои исследования в таком виде, который бы польстил тому гендеру, к которому они сами принадлежат (Eagly & Carli, 1981).

Несмотря на то что в исследованиях Игли и ее коллег (Eagly, 1978; Eagly & Carli, 1981) обнаружились лишь очень малые гендерные различия в подверженности влиянию, стереотип о том, что женщины более внушаемы и конформны, чем мужчины, продолжает существовать (Eagly & Wood, 1982). По мнению Игли ее коллег (Eagly & Wood, 1982; Eagly, 1983), причина стойкости этого взгляда в том, что женщины в целом имеют более низкий социальный статус и дома и на работе. Лица, обладающие меньшей властью и более низким статусом, вынуждены во многом уступать влиянию тех, кто выше их по статусу. Люди видят, что роли с высоким статусом принадлежат мужчинам чаще, чем женщинам, более того, женщины чаще бывают в подчиненных и конформных ролях, чем мужчины. Отсюда и стереотип. Игли и Вуд провели несколько экспериментов в подтверждение этой гипотезы и выяснили, что женщины не являются более подчиняющимися и уступчивыми от природы, но вести себя подобным образом обязывает их низкий статус. Унгер и Кроуфорд (Unger & Crawford, 1992) также отмечали, что гендерные различия в подчиняющемся поведении — часто не более чем результат различий в статусе между мужчинами и женщинами. Игли и Вуд (Eagly & Wood, 1982) пришли к выводу, что как только распределение социальных ролей между мужчинами и женщинами станет менее гендерно-типизированным, можно будет ожидать сокращения подобных гендерных стереотипов.

Альтруизм

Общепринятые стереотипы, описывающие женщин заботливыми и сочувствующими, наталкивают на мысль, что они должны больше, чем мужчины, помогать окружающим, тогда как в ходе метаанализа социально-психологических исследований готовности помочь, проведенного Игли и Кроули (Eagly & Crowley, 1986), выяснилось, что чаще помогают другим как раз мужчины, а не женщины. Авторы объясняют такой результат тем фактом, что типичное социально-психологическое исследование готовности помочь включает в себя создание ситуаций кратковременной помощи незнакомому человеку, как раз таких, в которых мужчина скорее всего окажет необходимую помощь. По словам Игли и Кроули (1986), проведенный ими метаанализ подтвердил, что мужчины не отличаются от женщин в готовности помочь, однако существуют половые различия в оказании помощи, которые зависят от типа помогающих действий.

Отличие типов помощи у мужчин и у женщин можно понять, предварительно рассмотрев различные социальные роли, которые занимают мужчины и женщины. Вспомним, что, согласно теории социальных ролей Игли, не различия между мужчинами и женщинами заставляют их занимать разные социальные роли, а скорее благодаря различию в социальных ролях мужчины отличаются от женщин. В отношении помогающих действий это положение можно сформулировать так: нормы, отвечающие за оказание помощи, различны для мужской и женской роли. Например, женская гендерная роль предписывает женщине заботиться о личных и эмоциональных потребностях других и помогать им достигать целей («заботливая помощь»). Мужская роль поощряет проявления более «героических» видов помощи, включающих необычные и рискованные действия по спасению, а также «кавалерские» виды помощи: помочь женщине, несущей тяжести, придержать открытую дверь. Женщины предпочитают домашние роли, роль секретарши или няньки, такие, в которых требуется помогать людям добиваться цели. Мужчин, наоборот, чаще можно увидеть на ролях, требующих героической помощи (например, пожарный, полицейский, военный). В дальнейшем Игли и Кроули (Eagly & Crowley, 1986) указали, что такое распределение ролей способствует развитию различающихся навыков, касающихся оказания помощи.

Пилявин и его коллеги (Piliavin et al., 1981) объясняли гендерные различия в оказании помощи в терминах соотношения цена-выгода. Следуя их модели, мы помогаем в том случае, если считаем, что выгода от помощи превосходит ту цену, какой мы ее осуществляем. Мужчины и женщины склонны по-разному определять цену и выгоду, в зависимости от требуемого приложения физической силы и связанной с действиями опасности. Например, в серии исследований, проведенных в метро, требуемое вмешательство заключалось в том, чтобы поднять на ноги упавшего мужчину. Неудивительно, что в таких исследованиях получаются весомые показатели половых различий, из которых делается вывод, что мужчины скорее готовы помочь окружающим (Piliavin & Unger, 1985). Определенные виды помощи, по словам Игли и Кроули (Eagly & Crowley, 1986), могут быть в большей или меньшей степени присущими тому или иному гендеру, и, как указали Пилявин и Унгер (Piliavin & Unger, 1985), соответствующий полу вид помощи воспринимается как имеющий меньшую цену.

Заключительные замечания

Задачей этой главы было показать, что гендерные различия далеко не так велики, как нам внушают распространенные стереотипы. Вместе с тем есть доказательства существования различных норм для мужчин и для женщин, норм, которые стимулируют развитие различных навыков и способностей. Более того, из факта, что гендерные различия сокращаются из года в год, следует, что в них есть что-то помимо чистой биологии. Результаты некоторых исследований трудно объяснить только дифференциальной социализацией. Например, все мы помним эксперименты, которые показали, что леворукость у женщин связана с хорошими пространственными навыками, а у мужчин — наоборот. Холперн (Halpern, 1992) рассматривала это в качестве доказательства того, что асимметрия полушарий коры головного мозга вносит свой вклад в половые различия в когнитивной сфере. Мужчины, по ее словам, чаще страдают заиканием и серьезными нарушениями способности к чтению — согласитесь, сложно объяснить эти различия только дифференциальной социализацией.

Джири (Geary, 1989) пришел к совершенно здравому выводу, что природа и воспитание взаимодействуют в сложном процессе создания половых различий. Он писал, что культура способна смягчать или усиливать ранние, биологически заложенные гендерные различия, а поскольку культура постоянно меняется, вполне логично ожидать, что и величина гендерных различий тоже будет меняться. Остается открытым вопрос о соотношении влияния биологии и социализации на половые различия. У меня есть четыре причины подозревать, что социализация и культура играют решающую роль в их становлении. Во-первых, все обнаруженные на сегодняшний день половые отличия относительно невелики. Во-вторых, есть веские экспериментальные доказательства существования различных культурных ожиданий для мужчин и для женщин. В-третьих, мы видим, что эти культурные ожидания с временем изменяются и соответствующие им половые отличия сглаживаются. В-четвертых, метааналитические работы в области гендерных различий с внушающим доверие постоянством показывают, что факт обнаружения отличия в какой-либо области определенно зависит от того, как было описано поведение, как оно было измерено, и еще от миллиарда других факторов, таких, как условия проведения эксперимента и социальный контекст.

Заканчивая эту главу о гендерных различиях, мы должны запомнить, что, даже если различия удается обнаружить, они недостаточно велики, чтобы давать нам основания считать, будто мужчины и женщины — это «два противоположных пола», и тем более они не дают нам никакого права относиться к представителям этих полов настолько по-разному, как мы нередко делаем. В заключительной статье своей книги о метаанализе гендерных различий Линн писал: «Гендерные различия в выполнении психологических и интеллектуальных заданий теряются на фоне огромных отличий мужчин от женщин по занятости на работе, приносящей удовольствие, власть, доход и уверенность» (Linn, 1986, р. 217). Сходным образом в ходе метаанализа Хайд и его коллеги (Hyde et al., 1990 b) обнаружили относительно слабые гендерные различия в производительности, уверенности в своих силах и отношению к математике. Отсюда они заключили, что для того, чтобы понять причины постоянного преобладания мужчин в областях, связанных с математикой, необходимо, не ограничиваясь изучением способностей и психических факторов, обратить пристальное внимание на такие явления, как половая дискриминация в образовании и при приеме на работу. В главах 3 и 4 мы будем говорить об ограничениях, накладываемых традиционной мужской и женской ролью. Читая эти главы, помните, что эти ограничения нельзя объяснить простыми биологическими отличиями.

Таврис (Tavris, 1992) сказала однажды, что тенденция преувеличивать различия между гендерами скрывает от нас существующие многочисленные сходства. Однако, как заметила Игли (Eagly, 1987), вопреки сходствам мужчин и женщин (в таких важных вещах, как интеллект, память, аналитические способности и т. д.), которые были документально зафиксированы исследователями, средний человек все еще считает мужчин и женщин совсем разными существами. По ее мнению, такое восприятие в какой-то степени оправданно: мы видим, как мужчины и женщины вокруг нас выполняют разные социальные роли, большинство из которых требует проявления стереотипно мужских или стереотипно женских качеств. Например, большинство знакомых нам нянек, матерей и секретарш — женщины, а среди инженеров, компьютерных техников и бизнесменов преобладают соответственно мужчины. Поэтому совсем не удивительно, что мы видим мужчин и женщин такими разными — ведь в обществе они занимаются совсем разными вещами. Тем не менее, как считала Таврис (Tavris, 1992), нам не следует путать различия в том, чем мужчины и женщины занимаются, с различиями в их базовых психологических способностях. Как мужчины, так и женщины стремятся соответствовать ожиданиям общества в отношении их гендера, чтобы избежать социального неодобрения.

Действительно, в целом ряде исследований (Klein & Willerman, 1979; LaFrance & Carmen, 1980; Putnam & McCallister, 1980; Serbin et al., 1993) было показано, что проявление мужчинами и женщинами поло-стереотипного поведения серьезно зависит от особенностей ситуации и того поведения, которое считается в данной ситуации «правильным».

Тенденция считать, что гендерно-ролевые различия между мужчинами и женщинами основываются на фундаментальных отличиях представителей одного пола от другого, а не на социализации или социальных ролях, очень напоминает фундаментальную ошибку атрибуции.

Фундаментальная ошибка атрибуции (Fundamental attribution error). Тенденция наблюдателей недооценивать влияние ситуации на поведение человека, в то же время переоценивая влияние диспозиции.

Этим термином социальные психологи обозначили тенденцию недооценивать роль ситуации в формировании поведения (Ross, 1977). Понятие «фундаментальная ошибка атрибуции» подразумевает, что мы склонны скорее допустить, что за поведение человека ответственны личностные черты и аттитюды, нежели согласиться, что его поведение зависит от внешних (ситуационных) причин. Гейс (Geis, 1993) заметила, что именно благодаря фундаментальной ошибке атрибуции характеристики, относящиеся к высокому статусу, видятся нам внутренними личностными чертами мужчин, а те, что относятся к подчиненности,— внутренними диспозициями женщин. Она приводит следующий пример: видя, как Марси ждет указаний Марка, мы заключаем, что Марси — женщина зависимая, а Марк — мужчина властный, при этом совершенно игнорируя тот факт, что Марси — секретарша Марка и ведет себя в соответствии со своей ролью.

Появлению фундаментальной ошибки атрибуции способствует наше незнание ситуационных сил, которые породили данное конкретное поведение. Как писал Дэвид Майерс (Myers, 1990), «причина находится там, куда направлено наше внимание». В случае с гендерными различиями общество направляет фокус нашего внимания на биологический пол как атрибуцию самого себя и для себя. Таким образом, мы приходим к выводу, что различия в поведении между мужчинами и женщинами отражают внутренние личностные отличия, которые, в свою очередь, проистекают из биологических отличий между полами. Мы часто упускаем из виду, что различные социальные роли, которые занимают мужчины и женщины, требуют разных типов поведения и стимулируют развитие разных качеств. На мой взгляд, эта тенденция получила такое широкое распространение, что напрашивается необходимость ввести термин фундаментальная ошибка гендерной атрибуции!.

В заключение хотелось бы примирить две тенденции: стремление социальных психологов найти во всем разнообразие и нашу направленность на сокращение гендерных различий. Феминистское движение отличий, последовательницы которого почитают различия, диктуемые гендерными стереотипами, обеспокоены тем, что андрогиния и другие новые веяния, сокращающие отличия мужчин от женщин, превратятся в конце концов в плавильную печь, из которой женщины выйдут копиями мужчин. Они также утверждают, что женские качества, передававшиеся при помощи гендерных стереотипов, попали в незаслуженную опалу. Подобно им, мифопоэтическое движение мужчин (называемое так, потому что они используют сказки и мифы для иллюстрации «базовой мужественной природы» мужчин) заявляет, что естественные мужские качества были незаслуженно забыты и что мужчины слишком «феминизировались» и стали «слюнтяями» (Kimmel & Kaufman, 1994). В определенном смысле эти идеи совпадают с современными критическими высказываниями в адрес «плавильной печи», которую представляет собой культура. Идея «плавильной печи», где люди из разных культур собираются вместе и в конечном счете сплавляются друг с другом (т. е. ассимилируются), уже вышла из моды. Проблема здесь в том, что, когда более сильная культура ассимилирует более слабую, последняя теряет свои уникальные культурные традиции и свое лицо. Вместо метафоры «плавильной печи» появилась метафора «салатницы», которая отражает, что разные культуры могут смешиваться, сохраняя свой уникальный вкус. Модель «салатницы» поддерживает и ценит культурное разнообразие.

Ценить разнообразие — не означает ли это, что нам надо ценить гендерные различия? Я считаю, что нам следует ценить качества, связанные с тем и с другим гендером, но никак не гендерные различия. Как будет показано в главах 3, 4 и 5, искусственное разделение качеств на мужские и женские приводит к наложению бессмысленных ограничений на оба пола и способствует развитию гендерного конфликта. Мы, естественно, должны ценить некоторые качества, которые в прошлом считались мужскими (или женскими), но при этом не следует считать, что человек непременно должен принадлежать к определенному полу, чтобы обладать ими. Однако решение перестанет казаться нам таким простым, когда мы рассмотрим выгоды в самооценке и идентичности, которые дает нам подчеркивание различий между гендерами. Этот вопрос мы разберем в главе 5.

Резюме

Если гендерные различия и обнаруживаются, то они относительно малы. В большинстве типов поведения и навыков у мужчин и женщин больше сходств, чем различий. Метаанализ, статистическая техника, суть которой состоит в комбинировании результатов множества исследований с целью оценить размер различий между группами, является важнейшим инструментом в изучении гендерных различий.

Гендерные различия в математических способностях год от года сокращаются, а те из них, что остались, проявляются в высших учебных заведениях. Именно в это время женщины наиболее чувствительны к социальному давлению, вынуждающему их соответствовать своей гендерной роли. Мы также располагаем свидетельствами того, что родители и учителя могут внушать девушкам, что продолжать изучение математики после школы — не женское дело. У нас есть доказательства того, что у женщин меньше уверенности в своих математических способностях, и доказательства, что опыт девочек вне школы менее богат ситуациями, подготавливающими их к карьере в науке и математике.

Общепринятые стереотипы говорят о существовании сильных половых различий в эмпатии и эмоциональности, но результаты исследований не дают этому весомого подтверждения. Данные, полученные путем самооценки, указывают на более сильные половые различия, чем замеры физиологических показателей. Это наводит на мысль, что мужчины не хотят, чтобы их видели эмпатичными, потому что это качество не соотносится с мужской гендерной ролью. Путем исследований доказано, что сам факт выражения эмоции человеком и способ, которым он это делает, сильно зависит от гендерных норм.

Гендерные различия в агрессивном поведении в большинстве случаев обнаруживаются, но зависят от гендера участников конфликта, типа агрессии, ситуационных факторов и гендерных норм. Исследования гендерных различий в подверженности влиянию показали, что факт обнаружения отличий зависит, во-первых, от ситуации и, во-вторых, от пола экспериментатора. Гендерные различия в альтруизме также зависят от вида требуемой помощи и от того, подходит ли этот вид помощи гендерной роли испытуемого.

Теория социальных ролей говорит, что многие различия между мужчинами и женщинами появляются из-за различий в требованиях мужской и женской ролей. Например, женские социальные роли (такие, как обеспечение ухода за ребенком) скорее нуждаются в эмпатийной отзывчивости, тогда как мужские роли часто предписывают мужчинам быть сильными, стремиться к власти и соревнованию — качества, несовместимые с эмпатийной отзывчивостью. Подобным образом, гендерные роли стимулируют проявление мужчинами некоторых форм агрессии, в то время как у женщин проявления агрессии не поощряются.

Неудивительно, что мы предполагаем наличие фундаментальных отличий между мужчинами и женщинами, ведь они занимают разные роли в обществе и наша культура непрерывно подчеркивает, насколько велики различия между мужчинами и женщинами. Однако если считать, что гендерные различия в поведении коренятся в биологических половых отличиях, и игнорировать то, что их причиной могут быть различия в ролях и нормах, то такой узкий взгляд может привести к «фундаментальной ошибке гендерной атрибуции».

Глава 3. Ограничения, накладываемые традиционной женской ролью

Хранительница домашнего очага. Работающая женщина. Домашний труд и работающая женщина. Различия в оплате труда мужчин и женщин. Низкий статус женщин в организациях и отсутствие у них власти. Власть женщины в организации: «стеклянный потолок». Объяснения явления «стеклянного потолка». Заключительные замечания. Резюме.

Гендерные взаимоотношения представляют А собой яркий пример того, как социальные нормы усваиваются людьми и влияют на их поведение. Однако интерес социальных психологов вызывает не только это. Большинство из них предполагают, что традиционные гендерные роли ограничивают развитие личности и ведут к социальному неравенству.

Люди часто говорят: «У мужчин и женщин разные роли, но они равноценны, так зачем же их менять?». Они считают традиционные мужские и женские роли взаимодополняющими и основанными на биологических различиях между мужчинами и женщинами. В предыдущих главах мы критически изучили предположение о том, что поло-ролевые различия «предопределены природой». В этой главе мы рассмотрим предположение, что женские роли отличаются от мужских, но равны им. Мы увидим, что результаты исследований говорят о разительном неравенстве женщин во всем том, что касается работы, оплаты труда, статуса и власти в обществе. Есть и другие ограничения женской роли, которые здесь не рассматриваются. Например, то, что женщины, по сравнению с мужчинами, непропорционально часто оказываются жертвами сексуальных преступлений и страдают от бедности, и то, что культурные нормы, согласно которым женщин ценят в зависимости от их молодости, стройности и физической привлекательности, приводят многих к заниженной самооценке и нервным расстройствам.

Хранительница домашнего очага

Многие из нас воспитаны в убеждении, что место женщины — у домашнего очага, но только 40% женщин проводят дома все свое время (эта цифра включает женщин пенсионного возраста). В Соединенных Штатах количество семей, в которых муж работает, а жена ведет хозяйство и воспитывает двоих или более детей, составляет всего 7% (Duxbury & Higgins, 1991). Хотя на первый взгляд может показаться, что это очень хорошо, когда не надо каждый день ходить на службу, было бы ошибкой считать, что женщина, проводящая целый день дома, мало работает. На самом деле среднестатистическая домохозяйка тратит на работу по дому от 48 до 70 часов в неделю (Hide, 1992). Более того, оплачиваемый труд удовлетворяет не только экономические, но и многие социальные потребности человека, такие, как потребность в признании, уважении, статусе и стимуляции. Человеку, проводящему целый день дома, удовлетворить эти потребности гораздо сложнее.

В 1963 г. вышла книга Бетти Фридан (Betty Friedan) «Особый дар женщины» (The Feminine Mystique). Фридан использовала словосочетание «особый дар женщины», желая подчеркнуть, что общепринятое представление об американской домохозяйке, живущей в пригороде, как об успешной и социально благополучной женщине не всегда является верным.

Трудность, отмечает Фридан, состоит в том, что многие женщины ощущают неудовлетворенность и стыдятся этого, так как знают, что, напротив, они должны чувствовать, насколько им повезло. В интервью с «хранительницами домашнего очага» Фридан обнаружила, что неудовлетворенность ощущают даже те женщины, чьей мечтой всегда была роль жены и матери. Согласно полученым ею данным, основная проблема состоит в том, что женщины в основном обслуживают нужды других, а иметь собственную личность им не полагается. Да, их роль важна, так как позволяет их детям и мужьям достигать чего-то в жизни, но жить в других — это не то же самое, что жить самому. И тем не менее считается, что это и есть присущий женщинам «особый дар», вершина женского бытия. Другая проблема, связанная с ролью «хранительницы домашнего очага», по словам Фридан и тех, кого она опрашивала, состоит в том, что домохозяйка оказывается «выброшенной за борт», она стоит в стороне от важнейших событий в жизни людей и потому не чувствует себя полноценным человеком. «Любовь, дети и дом — это хорошо, но это еще не весь мир, хотя большинство слов, написанных для женщин, говорят, что это именно так» (Friedan, 1963, р. 67).

Книга Фридан была опубликована 30 лет назад, но в какой-то мере представление об «особом даре женщины» и связанные с этим проблемы продолжают жить и по сей день. Например, Кросби говорит о продолжающейся идеализации материнства и о том, что существует чуть ли не заговор молчания относительно того, каким тяжелым делом оно в действительности является: «Многие молодые мужчины и женщины с радостью ожидают появления ребенка, рисуя в своем воображении идиллическое время улыбок, забавного лепета и объятий. Скорее всего, вы тоже так думали... но предвидели ли вы бессонные ночи... представляли ли груды вонючих пеленок, бесконечные детские болезни, капризы и скуку?» (Crosby, 1991, р. 49-50).

Для фрустрации, переживаемой многими женщинами, чьей единственной ролью оказалась роль домохозяйки, Таврис и Оффер (Tavris & Offir, 1997) даже ввели специальный термин — синдром домохозяйки (housewife syndrome). Представьте себе такую картину. Мало того, что вся работа никогда не может быть сделана окончательно (как только вы наведете в доме хоть какое-то подобие порядка, всегда кто-нибудь тут же нарушит его), но к тому же она обычно скучна, утомительна и вообще никем не признается за работу. Когда думаешь о детях, они представляются самыми милыми существами на свете, однако иметь детей — совсем не то же самое, что рассматривать семейный альбом. В реальной жизни их нужно кормить, одевать, купать (вообразите себе, сколько труда это требует), они ссорятся друг с другом и с вами, а в конце концов вырастают и больше не хотят иметь с вами ничего общего.

Ферри (Ferree, 1980) отмечала, что домохозяйки часто чувствуют свою социальную изоляцию. Она предполагала, что это ощущение усиливают такие факторы, как ограничение свободы передвижений, жизнь в пригороде, большое количество работающих женщин вокруг и постоянное внимание, которого требуют маленькие дети. Рост числа женщин, работающих на производстве, укрепляет распространенное в обществе представление, что те, кто остаются дома, ведут праздную и беспечную жизнь, и такое снижение престижности домашнего труда еще больше увеличивает неудовлетворенность домохозяек (Ferree, 1980; Gove & Tudor, 1973). Возможно, поэтому некоторые исследователи находят, что домохозяйки обычно имеют более низкую самооценку, чем работающие женщины (Shaver & Freedman, 1976). В иных работах даже утверждается, что жены, сидящие дома, более склонны к депрессии, чем жены, работающие на производстве (Ross et al., 1983). Гоув (Gove, 1972) предположил, что домохозяйки более подвержены депрессии, потому что их труд утомителен, однообразен и малопрестижен, а источник удовлетворения только один.

Однако другие исследователи не считают, что домохозяйки более склонны к депрессии и менее удовлетворены своей жизнью, чем работающие женщины. Шихан (Shehan, 1984) пишет, что, хотя неработающие жены и находят свои домашние обязанности скучными и изолирующими от общества, это не заставляет их страдать от психологического дискомфорта, поскольку роль домохозяйки оставляет достаточно времени для увлечений и общественной жизни в различных клубах и организациях. Ферри (1987) указывала, что с домашним трудом ассоциируются такие вознаграждения, как радость, доставленная любимым людям, и удовлетворение от хорошо сделанной работы. Столь противоречивые результаты, возможно, объясняются тем, что в разных исследованиях используются разные выборки. Ни «домохозяйки», ни «работающие женщины» не являются однородной, монолитной группой. Их семейный доход, их религиозные убеждения, причины, побуждающие их оставаться дома или идти работать, их обязанности в доме или на службе, уровень социальной поддержки, которую они испытывают, их отношение к домашней работе, возраст и количество детей — все различно. Каждый из этих факторов влияет на степень удовлетворенности своей ролью в доме или на работе. Кроуз (Krause, 1983) обнаружил, что домохозяйки, которые когда-то нетрадиционно понимали женскую роль, но вышли замуж за мужчин с традиционными взглядами, намного больше неудовлетворены своей ролью и сильнее подвержены депрессии, чем те, кто всегда придерживались традиционных убеждений относительно роли женщины. Перри-Дженкинс (Perry-Jenkins et al., 1992) выявил прямую зависимость между степенью удовлетворенности женщины своей ролью дома и на работе и тем, какое значение она придает этой роли. Например, работающие женщины, которые считали, что их доход так же важен для семьи, как и доход мужа, выказывали большую удовлетворенность, чем работающие женщины, которые видели, что их доход имеет второстепенное значение, или те, кто не были уверены, что их работа нужна.

Мнения ученых о том, как роль домохозяйки воздействует на женщину, разделились, но большинство социологов согласны, что женщина, зарабатывающая деньги, пользуется в доме большей властью. Согласно теории власти в семье (family power theory), тот из супругов, кто обладает большими экономическими возможностями, обладает также и большей властью (Stroh et al., 1992). Финансовая зависимость домохозяйки от мужа делает ее менее влиятельной фигурой в доме, так как это «его» деньги и он — единственный, кто занят «настоящим» делом (поскольку труд женщины в доме не оплачивается, люди часто рассматривают его как менее ценный, чем оплачиваемый труд). Существует несколько исследований, подтверждающих, что работающие жены имеют больший вес в семье, чем сидящие дома (Beckman & Houser, 1979; Crosby, 1982; Mason & Bumpass, 1975). Эриксен и его коллеги (Ericksen et al., 1979) обнаружили, что мужья, имеющие престижную профессию, в семейной жизни особенно склонны настаивать на своем. Как полагают Стейл и Турецки (Steil & Turetsky, 1987, p. 75), «неравенство полов в семье воздействует на формирование аналогичных неравных условий за пределами семьи». Нет однозначных доказательств предположения, что большая власть в доме одного из супругов проистекает непосредственно из того, что он или она получает больше денег или имеет более престижную работу. Однако все согласятся с тем, что если мы финансово зависимы от кого-то, кто к тому же имеет более высокий социальный статус, чем мы, то этот человек обладает над нами большей властью, чем мы над ним. Итак, роль домохозяйки, «хранительницы домашнего очага» — вовсе не такая идиллия, как это представляет нам телевидение, и те, кто играет эту роль в реальной жизни, достойны большего уважения и влияния, чем они имеют. Мы также должны спросить себя, почему эта роль продолжает оставаться «привилегией» женщин, и разобраться, в какой степени причиной такого положения вещей является социальное воспитание, снабжающее женщин навыками, которые делают их более пригодными к этой роли, чем мужчин. Также интересно отметить, что кроме гендерных стереотипов и дифференцированного воспитания, основанного на представлении, что женщина должна вести хозяйство, а мужчина — зарабатывать деньги, более низкая оплата труда женщин зачастую определяет, кто останется дома с детьми. По утверждениям нескольких семейных пар, с которыми мне приходилось разговаривать, их решение о том, что именно мать должна сидеть дома, было принято после простого арифметического подсчета: потеря ее зарплаты оборачивалась меньшим уроном для семейного бюджета, чем возможная потеря зарплаты отца. Такое неравенство в оплате труда мужчин и женщин является одной из тем следующего раздела.

Работающая женщина

Согласно опубликованным министерством торговли в 1993 г. «Выдержкам из статистических исследований США», в Соединенных Штатах работают менее 60% женщин, тогда как работающих мужчин — 75%. Около 67% замужних женщин с детьми младше 18 лет, 78% разведенных женщин с детьми, 58% матерей, имеющих детей дошкольного возраста, и 55% женщин с детьми младше трех лет работают вне дома. К сожалению, как будет показано ниже, женщины, работающие за деньги, как правило, должны по-прежнему исполнять традиционные женские обязанности по отношению к дому и семье, и при этом на рабочем месте они не считаются равными мужчинам.

Домашний труд и работающая женщина

Одним из значительных ограничений, налагаемых традиционной женской ролью в наше время, является то, что работающая женщина продолжает нести на себе бремя домашних забот и ответственности за детей. Отработав смену вне дома, женщина приходит домой и работает вторую смену. Эта «вторая смена» является причиной «разрыва во времени отдыха» у мужчин и женщин (Hochschild, 1989).

По сравнению со своими женами, чернокожие мужчины делают 40% домашней работы, белые мужчины — 34%, а мужчины испанского происхождения — 36% (Shelton & John, 1993). Хотя исследования показывают, что мужья за последние 10 лет существенно увеличили свой вклад в ведение хозяйства (Zick & McCullough, 1991), тем не менее работающая женщина по-прежнему выполняет в среднем 69% работы по дому (Berardo et al., 1987). Увеличение доли времени, которое женщины посвящают работе, привело лишь к небольшому сокращению их семейных обязанностей, а количество времени, отнимаемого у них заботой о детях (подготовка детей к школе, посещения врачей и т. д.) и вовсе осталось неизменным (Presland & Antill, 1987).

Используя данные обследования 3000 семейных пар в Соединенных Штатах, Блэр и Лихтер (Bliar & Lichter, 1991) пришли к выводу, что женщины работают по дому в среднем вдвое больше, чем мужчины (33 часа в неделю против 14). В работах Блэра и Лихтера (1991) и Гюнтера и Гюнтера (Gunter & Gunter, 1990) также утверждается, что домашняя работа четко разделяется «по половому признаку», причем «женские» обязанности — это, как правило, дела, которые необходимо делать каждый день, в определенные часы (приготовление еды или мытье посуды), тогда как «мужская» работа (работа в саду или домашний ремонт) позволяет более свободно располагать своим временем. Однако Шелтон и Джон (Shelton & John, 1993) обнаружили, что в семьях чернокожих американцев домашние дела не столь явственно разделены на «женские» и «мужские», как в белых или испаноязычных семьях. Исследования также показывают, что женщины несут больше ответственности за ведение домашнего бюджета, чем мужчины (Gunter & Gunter, 1990). Далее в этой главе мы увидим, что традиционное «разделение труда» в доме создает женщинам проблемы и на рабочем месте. В последней главе нашей книги мы вернемся к этому вопросу, чтобы разобраться, почему различия в обязанностях по дому столь живучи, и исследовать, какие проблемы они создают в отношениях мужчин и женщин.

Различия в оплате труда мужчин и женщин

На картинке изображены маленькие мальчик и девочка, заглядывающие под свои пеленки. Подпись гласит: «Так вот чем объясняется разница в наших зарплатах!» Американки европейского происхождения, работающие полную рабочую неделю на протяжении всего года, зарабатывают 68% от того, что зарабатывают американские мужчины европейского происхождения. Заработная плата афроамериканок еще меньше, она составляет 61% зарплаты белых мужчин и 90% зарплаты белых женщин. Латиноамериканки получают 53% от того, что получают белые мужчины, и 78% от того, что получают белые женщины. Чернокожие и испаноязычные мужчины также зарабатывают больше чернокожих и испаноязычных женщин (разница в зарплатах в этих группах составляет соответственно 84% и 82%), но здесь не наблюдается таких огромных различий, как между доходами белых мужчин и всех групп женщин. Хотя цена женского труда и повысилась по сравнению с 1979 г., когда средняя зарплата женщины составляла всего 60% средней зарплаты мужчины, женщины, особенно неевропейского происхождения, до сих пор преобладают на низкооплачиваемых работах. Более того, они получают меньше, даже если выполняют ту же самую работу, что и мужчины. (Данные министерства труда США за 1993 г.) В следующем разделе мы рассмотрим возможные объяснения такого разрыва в оплате труда мужчин и женщин.

Объяснения различий в оплате труда

Существуют два наиболее распространенных объяснения различной оплаты труда мужчин и женщин: во-первых, женщинам платят меньше оттого, что они сами выбирают более низкооплачиваемые работы, во-вторых, женщины являются менее ценными работниками из-за недостатка у них опыта и квалификации. Есть и такое предположение: женщинам платят меньше, потому что они ожидают получить меньше и соглашаются на более низкую зарплату. Давайте рассмотрим подробно каждое из этих объяснений.

1. Женщины, в силу традиции, заняты на преимущественно «женских» работах, за которые платят меньше, чем за традиционно «мужские» работы. Объяснение на основе компенсирующих отличий предполагает, что женщины выбирают низкооплачиваемые работы, получая взамен лучшие условия труда: хороший социальный климат, возможность помогать другим, более гибкий график или более легкую работу (Filer, 1985, 1989).

Рабочая сила разделена по признаку пола, то есть большинство профессий принадлежат преимущественно одному или другому полу. Например, 90% секретарей в Соединенных Штатах — женщины (данные министерства труда США за 1993 г.). Правда и то, что большинство «женских» работ оплачиваются ниже, чем те, которыми занимаются в основном мужчины, даже если эти работы требуют достаточно серьезной подготовки. Конрад (Konrad, 1988), рассмотрев представительную выборку работающих граждан Соединенных Штатов, приходит к выводу, что работники, занятые в сферах, где преобладают женщины, зарабатывают меньше, чем те, кто работают на преимущественно «мужских» работах. В качестве примера: в университете, где я преподаю, стартовая зарплата маляра (работа, выполняемая обычно мужчинами) выше, чем стартовая зарплата медсестры (на 170 долларов в месяц) или секретаря-делопроизводителя (на 386 долларов в месяц). Если рассматривать работников, не принадлежащих к администрации, сфере менеджмента и преподавательскому составу, то только на одной из 19 работ, как правило выполняемых женщинами, наивысшая месячная зарплата превышает 3000 долларов (квалифицированная медсестра — 3138 долларов в месяц), в то время как на 17 из 19 традиционно «мужских» работ наивысшая месячная зарплата выходит за этот барьер. Джейкобс и Штейнберг (Jacobs & Steinberg, 1990) обнаружили, что доля женщин, занятых в данной профессии, влияет на Уровень заработной платы в этой сфере деятельности — чем больше женщин, тем ниже оплата труда.

Женщины и в самом деле редко занимаются работами, традиционно принадлежащими мужчинам, правда и то, что зарплаты на «женских» работах ниже. Значит ли это, что женщины предпочитают такие работы высокооплачиваемым «мужским» занятиям, потому что они более приятны или лучше соответствуют параллельному выполнению материнских функций? Согласно статистическим данным, это далеко не так. «Женские» работы не предполагают более гибкий график, меньший уровень напряжения или что-либо другое, что способствовало бы выполнению родительских обязанностей (Glass & Camarigg, 1992). В действительности, как утверждают Гласс и Камаридж, верно обратное: большая концентрация женщин в какой-либо профессиональной сфере связана с меньшей гибкостью, большим контролем со стороны начальства и меньшей свободой в определении способов и сроков выполнения задач. Анализ 1600 профессий (Jacobs & Steinberg, 1990) показывает, что «женские» работы, в отличие от «мужских», характеризуются несколько иными, но совсем не обязательно более легкими, условиями работы. «Женские» профессии чаще предполагают работу с трудными клиентами, уборку грязи, оставленной другими, механические повторяющиеся действия и малую автономность (отсутствие права самому управлять своей работой). Более того, из данных того же анализа следует, что нежелательные условия работы оказывают негативное влияние на зарплату как в «мужских», так и в «женских» сферах деятельности, потому что неприятные работы чаще всего выполняются теми, кто имеет низкий социальный статус и не может потребовать повышения зарплаты, чтобы компенсировать плохие условия труда.

Концепция «компенсирующих отличий» предполагает, что женщины выбирают низкооплачиваемые работы. В отчете министерства труда США за 1990 г. «Положение работающих женщин» можно найти заключение, что на пути женщин к «мужским» занятиям расставлено множество барьеров. Сюда входят требования несущественной для исполнения профессиональных обязанностей подготовки или характеристик, которыми женщины обычно не обладают, а также неуверенность и нервозность, сопровождающие женщину, работающую в мужском коллективе. Например, до 1993 г. требования Лос-Анджелесской полицейской академии к кандидатам в офицеры полиции включали рост не менее 5 футов 8 дюймов (170 сантиметров), что вело к отсеву большинства кандидатов-женщин. Со времени отмены этого запрета несколько низкорослых женщин успешно прошли тяжелую проверку на физическую подготовку.

Дискриминация при приеме (то есть прием человека на работу или отказ ему в работе вследствие его принадлежности к некой социальной группе, в том числе по признаку пола) также, возможно, вносит свой вклад в разделение рынка труда на «мужскую» и «женскую» части (Martinco & Gardner, 1983). Исследования показывают, что женщин гораздо реже берут на нетрадиционные для них работы, чем мужчин той же квалификации (Olson & Frieze, 1987). Глик и другие исследователи (Glick et al., 1988) заметили, что дискриминация при приеме имеет место и когда женщины пытаются устроиться на традиционно «мужские» работы, и когда мужчины хотят устроиться на работы «женские». Они предположили, что работодатели зачастую судят о способностях кандидата предвзято, основываясь на своих убеждениях о том, что именно мужчины или именно женщины должны обладать свойствами, желательными для данной работы. Статистические исследования, проведенные среди специалистов по подготовке и подбору кадров, подтверждают эту гипотезу (Glick, 1991). В то же время социологи утверждают, что если работодатель точно знает, что претендент на рабочее место обладает необходимыми качествами, то он способен преодолеть свою склонность к дискриминации (Glick et al., 1988). Но проблема состоит в том, что женщины часто не имеют соответствующего опыта, который мог бы убедить работодателя в том, что именно эта кандидатка соответствует его стереотипам. К тому же, если женщинам уже приходилось испытывать дискриминацию, они ожидают дискриминации и в дальнейшем и не решаются защищать свои права (Glick et al., 1988).

Однако большинство женщин вовсе не хотят и не пытаются устраиваться на традиционно «мужские» работы. Женщины часто лучше чувствуют себя на «женской» работе, с которой они более знакомы и к которой они лучше подготовлены (Ragins & Sundstrom, 1989). Статистические исследования также показывают, что женщины ожидают негативных последствий для своих взаимоотношений с людьми в том случае, если они будут заниматься «неженским делом» (Condry & Dyer, 1976), и что как мужчины, так и женщины считают, будто «мужская» профессия лишает женщину ореола романтичности и делает ее менее привлекательной (Prost & Fiore, 1990).

Возможно также, что женщины избегают «мужских» работ, предчувствуя неприятную психологическую обстановку, которая ожидает их на рабочем месте. Йодер и Аниакудо (Yoder & Aniacudo, 1994) описали «прохладную рабочую атмосферу», часто сопутствующую женщинам в мужских коллективах: их игнорируют, их профессиональные навыки недооцениваются, их ошибки преувеличиваются, к ним применяются двойные стандарты, на каждом шагу они встречаются с нежелательными сексуальными комментариями или с выражением прямого неприятия, им зачастую даже трудно получить доступ к необходимому оборудованию. К сожалению, имеются свидетельства того, что отношение сослуживцев-мужчин к женщинам на «мужской» работе действительно негативное (Padavic & Reskin, 1990). Например, Йодер и Аниакудо (1994) обнаружили, что 77% случайно выбранных женщин-пожарных подвергались сексуальным преследованиям со стороны коллег-мужчин, 64% чувствовали, что их умение недооценивают, и 82% считали, что их ошибки преувеличивают. Гютек и Мораш (Gutek & Morasch, 1982) утверждают, что если женщин относительно мало среди работников какой-либо структуры, то их пол становится выдающейся (то есть хорошо заметной) характеристикой, что заставляет сослуживцев видеть в них сперва женщин, а уже потом работников.

Исследователи обнаружили, что женщины, работающие там, где преобладают мужчины, чаще испытывают на себе нежелательное сексуально окрашенное внимание сослуживцев-мужчин, чем те, кто работает в преимущественно женском или смешанном коллективе. Подобные выводы можно найти в следующих источниках: Gutek & Cohen, 1987; Mansfield et al., 1991. Пока мы не можем точно сказать, действительно ли предчувствие подобных неприятностей заставляет женщин отказываться даже от мысли о «мужской» работе. Однако Гютек и Мораш (Gutek & Morasch, 1982) приводят такие данные: 20% женщин в их выборке, работавших ранее на нетрадиционных для женщин работах, оставили свои места из-за преувеличенного сексуального интереса к ним со стороны коллег, а еще 9% потеряли работу из-за того, что пытались жаловаться начальству или отказывались терпеть такое обращение.

2. Женщинам платят меньше, потому что они — менее ценные работники, чем мужчины. Мы знаем, что рабочие места в большинстве своем подразделяются на «мужские» и «женские» и что за работы, традиционно выполняемые женщинами, платят меньше, чем за те, что обычно делают мужчины. Но женщинам платят меньше даже тогда, когда они выполняют ту же самую работу, что и мужчины. Статистические данные министерства труда США за 1991 г. говорят сами за себя: женщины — компьютерные программисты получают 83% от зарплаты программистов-мужчин, женщины — финансовые менеджеры — 67% от того, что получают мужчины — финансовые менеджеры, зарплата женщин — учителей начальной школы составляет 89% зарплаты учителей-мужчин, и т. д. Стартовая зарплата женщин обычно бывает меньше, чем стартовая зарплата мужчин, и это имеет долговременные последствия, потому что повышение зарплаты, как правило, выражается в процентах от начального уровня (Gerhart & Rynes, 1991).

Одно из распространенных объяснений такого несоответствия зарплат мужчин и женщин, выполняющих одну и ту же работу, основано на принципе оценки человеческого капитала. Этот принцип предполагает, что вознаграждение, получаемое индивидуумом за работу, зависит от его прошлых инвестиций в образование и профессиональную подготовку. Считается, что женщины зарабатывают меньше потому, что они меньше умеют, хуже образованны или имеют меньше опыта и, следовательно, являются менее ценными работниками. Хотя и в самом деле различные зарплаты мужчин и женщин иногда можно объяснить разницей в квалификации и опыте, статистические данные, касающиеся уровня образования, стажа и возраста работников, показывают, что 75% процентов подобных случаев остаются необъясненными (Rytina, 1983). Точно так же Строх и др. (Stroh et al., 1992), проведя статистическое обследование мужчин и женщин — менеджеров 500 организаций, обнаружили, что по достижении определенного стажа работы по данной профессии и в данной фирме зарплата менеджера-женщины возрастает на 54%, в то время как зарплата менеджера-мужчины возрастает на 65%.

Может быть, женщины работают менее усердно и потому заслуживают меньшей зарплаты? Билби и Билби (Bielby & Bielby, 1988) в статье «Она добывает свои деньги тяжелым трудом» приводят данные о том, что женщины на оплачиваемой работе трудятся более усердно, чем мужчины. В ходе лабораторного эксперимента с участием студентов колледжа Мэйджор и его коллеги (Major et al., 1984 а) обнаружили, что за одни и те же деньги женщины делают больше работы, тратят на нее больше времени, правильнее выполняют задачи и в целом трудятся эффективнее, чем мужчины.

Может быть, работа мужчин и женщин оценивается предвзято? Возможно, женщинам платят меньше потому, что качество их работы априори считается более низким, чем качество работы мужчин? Данные по этому вопросу противоречивы. Метаанализ ста четырех экспериментальных исследований по проблеме оценки труда мужчин и женщин показывает отсутствие существенных различий (Swim et al., 1989). Однако большинство исследований, включенных в этот метаанализ, — лабораторные эксперименты, участниками которых были студенты колледжей. Другие исследователи приводят данные о влиянии предрассудков на то, как оценивается деятельность работника. Робинс и Де Низи (Robins & DeNisi, 1993) считают важными факторами то, насколько работа, выполняемая оцениваемым, соответствует его традиционной гендерной роли, и то, насколько оценивающий склонен к предвзятости в своих суждениях. Исследования, проведенные в полевых условиях и рассматривающие реальных работников и их начальников, также показали, что предвзятость иногда действительно имеет место, особенно если критерии оценки субъективны, информация минимальна, женщина выполняет работу, традиционно являющуюся привилегией мужчин, а также когда сравниваются кандидаты на руководящую должность (Dobbins et al., 1988; Haberfeld, 1992; Martinko & Gardner, 1983; Nieva & Gutek, 1980; Ruble et al., 1984).

3. Женщины получают меньше, потому что они ожидают получить меньше. Существует предположение, что женщины заранее готовы получать более низкую зарплату, чем мужчины. Если женщина ожидает получить меньше, чем ожидает мужчина, то скорее всего ей и предложат меньшую по сравнению с мужчиной той же квалификации зарплату (Jackson et al., 1992). В одном из экспериментов было установлено, что участники, игравшие роль работодателей, назначали зарплату исходя из ожиданий, выраженных претендентами на рабочее место: тем, кто имел низкие ожидания, назначалась зарплата меньше, чем работникам той же квалификации с более высокими ожиданиями (Major et al., 1984 b). Оказалось, что даже когда ни женщины ни мужчины не знали, сколько платят другим, женщины запрашивали меньше. Мэйджор и Форси (Major & Forcey, 1985), проведя опрос молодых людей, только собирающихся начинать свою карьеру, выяснили, что девушки считают себя заслуживающими меньшей платы за свой труд, чем та, которую хотели бы получать юноши. У студентов высших учебных заведений, специализирующихся в области бизнеса, также наблюдается существенная разница в ожиданиях относительно будущей зарплаты (Major & Konar, 1984; Martin, 1989; McFarlin et al., 1989). Джексон и его коллеги (Jackson et al., 1992) обнаружили, что, независимо от сферы будущей деятельности, студентки старших курсов колледжа имеют более низкие ожидания относительно своих будущих доходов, чем их одноклассники, несмотря на то что девушки, как правило, лучше учатся.

Эти данные не дают возможности определить разницу в ожиданиях относительно оплаты своего труда у мужчин и женщин в «реальном» мире, так как большинство вышеприведенных исследований проводились со студентами колледжей. Существует несколько возможных объяснений таких различий. Джексон и его коллеги (Jackson et al., 1992) предполагают, что женщины из-за необходимости отвечать за семью и домашнюю работу ожидают получать меньше, чем мужчины, которые избавлены от этих забот и потому чувствуют большую уверенность, что смогут добиться высоких результатов в работе. Другие исследователи думают, что женщины считают себя менее способными и потому менее ценными работниками. Некоторые лабораторные эксперименты подтверждают эту гипотезу (McCarty, 1986), но более широкие исследования не позволяют сделать таких выводов (Snyder et al., 1992).

Возможно, женщины оценивают свою зарплату, сравнивая ее с зарплатами других женщин, которым тоже платят меньше, чем мужчинам (то есть используют различные социальные стандарты). Например, Билсма и Мэйджор (Bylsma & Major, 1992) установили, что разница в оценке стоимости своего труда исчезает, когда как женщины, так и мужчины знают, что другие получают высокую зарплату. Возможно, мужчины более «уверены в себе» в вопросах оплаты труда, поскольку общество оценивает мужчин на основе того, сколько они зарабатывают, побуждая их этим зарабатывать как можно больше. Из-за этого мужчинам свойственно уделять больше внимания ситуации на рынке труда, говорить о том, сколько за что платят и как настоять на своем в переговорах с работодателем. Женщины менее склонны вступать в разговоры о деньгах, поэтому меньше осведомлены, какой труд сколько стоит, и часто соглашаются на более низкую зарплату. При этом женщины не только свой труд, но и труд других женщин оценивают более низко, чем труд мужчин (Jackson et al., 1992; Jackson & Grabsky, 1988).

Важно помнить, что низкие ожидания женщин — наименее весомая причина низкой оплаты их труда. Большинство женщин просто работает на традиционно «женских» работах, за которые традиционно меньше платят.

Некоторые исследования также показывают, что женщины получают более низкую стартовую зарплату, даже когда их ожидания равны ожиданиям мужчин и они не менее настойчиво ведут переговоры с работодателем (Gerhart & Rynes, 1991). Возможно, работодатели предлагают женщинам более низкую зарплату, руководствуясь стереотипным представлением, что женщина согласится работать за меньшие деньги, чем мужчина. Например, моя студентка Мэри Кей работала диспетчером грузовой компании, ее хорошая работа была оценена, и она получила повышение. Обучая своего будущего преемника, мужчину, она с изумлением обнаружила, что его годовая зарплата будет на 3000 долларов выше, чем ее зарплата на более высокой должности. Когда она спросила у босса, что это значит, тот очень просто объяснил Мэри эту ситуацию. Оказывается, он был уверен в том, что мужчина не согласится работать на ее старом месте за такие маленькие деньги, которые платили ей.

Теория справедливости и реакция женщин на неравенство в оплате труда

Мэри Кей ушла с работы, когда босс отказался повысить ее зарплату. Ее реакция является ярким показателем тех перемен, которые произошли в сознании женщин за последние 20 лет. Мой собственный опыт говорит о том, что женщины сейчас гораздо меньше, чем в прежние времена, склонны терпеть несправедливость в оплате труда, равно как и в других вопросах. Хотя я не нашла никаких специальных исследований по этой теме, мне кажется, что некоторые статистические выкладки института Гэллапа подтверждают мои предположения. Например, в 1975 г. только 32% опрошенных американцев признавали, что мужчинам в Соединенных Штатах жить лучше; в 1989 г. эта цифра возросла до 49%, а в 1993 г. — до 60% (Newport, 1993). 48% американцев, опрошенных в 1975 г., утверждали, что женщины имеют равные с мужчинами возможности в сфере трудоустройства, в 1989 г. таких было 42%, а в 1993-м - 39%. Только 30% женщин в 1993 г. полагали, что они и